Людмила Зотова - Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Председатель: «У нас в Италии обращение к работам Маркса — одна из проблем дискуссии. Экономические и политические силы имеют возможность ограничить личность. Момент свободы и момент необходимости. Итальянцы свободны делать свой выбор в том, как ставят этот выбор правящие кланы. Но мы не считаем, что только в результате революции могут быть изменены сверхструктуры. Получить все версии о происходящем в мире — в Китае, СССР, Чехословакии и самим составить собственное представление, это развитие демократии, воспитания и культуры».

Конечно, здесь записано не всё и не все, а очень небольшая часть того, что говорилось.

Слушаю впечатления Кудрявцева от «Чайки» во МХАТе, которая ему абсолютно не понравилась. Что Ливанов — режиссер грубый, примитивный, неизвестно зачем и о чем поставил спектакль, с какой-то претензией, все время расходится с художником, перед которым, видимо, теоретически поставил задачи, а сам до них не допрыгнул. Актеры играют кто в лес кто по дрова, кроме Мирошниченко, Степанова явно под влиянием Фадеевой из Ленкома, только хуже. И ему все время вспоминался спектакль Эфроса «Чайка», который был точен по мысли, выстроен, пусть ему что-то не удалось до конца. И главная мысль Кудрявцева в том, что традиции нельзя просто охранять, как дом на подпорках, а суть в том, чтобы эти традиции были фундаментом, а их надо развивать, и в этом их сохранение. И в этом смысле единственный режиссер, по его мнению, это и есть Эфрос, он и развивает традиции. К тому же это, может быть, единственный режиссер, который так владеет своим профессиональным мастерством. Кудрявцев говорил еще много интересного в подтверждение своих мыслей, он ведь сам окончил режиссерский факультет ГИТИСа.

Вчера в Министерстве культуры РСФСР состоялось заседание по национальной драматургии — «выставляли оценки». При обсуждении спектакля Эфроса «Платон Кречет» критик Балашова выступила против, сказав, что хоть Корнейчук и ратует «за», но она не может принять этого извращения действительности, что в те времена Аркадий не мог так относиться к Бублику, как это показано в спектакле, и т. д., ее поддержала Игнатова, а при голосовании «против» были и замминистра Зайцев, и Шкодин, и Вульфсон — всего 9 человек, а «за» 7 человек, в основном наших.

Сегодня — обсуждение спектакля Фоменко «Как вам это понравится». Смотрели 29 апреля. Если честно, то скучновато, и актерских интересных работ мало. Хороши художники. Мне кажется, что основная причина в том, что спектакль полностью «посажен» на музыку Николаева, которая задает ему этот тягучий ритм. Но сегодня утром Голдобин наставлял уходивших на обсуждение в московское Управление: только все с позиций цензуры, чтобы слушать и не перечить, если «чего» сами не увидели. И вот спектакль не приняли, говорили об искажении Шекспира, в основном московское Управление, ну и Министерство РСФСР не отставало, хотя наши были «за».

Завтра снова просмотр спектакля Фоменко, но московское Управление хочет его не выпускать. Вчера Шумов (он вышел на работу) на сдаче «Подростка» в театре Станиславского слышал, как они сговаривались — Сапетов, Закшевер, Мирингоф. Сапетов уверял, что ничего там, конечно, не переделано — так, чуть-чуть, и надо решать коротко: «да-да», «нет-нет», скорее второе. Что на обсуждении шекспировед нес чепуху, говоря: «Шекспир не раздавал своих привязанностей, а лишь исследовал вопрос, а уж эпохи сами склонялись к Гамлету или Отелло», и хорошо, что у нас есть Мирингоф, который его разделал в пух и прах, при этом Мирингоф встал и поклонился. С особой ненавистью Сапетов говорил о том, что герцога, которого изгнали, играет «противный еврейчик», а образ важен для решения пьесы. (И это при двух евреях!) А суть в том, что наша Репертуарная коллегия отклонила инсценировку, сделанную Сапетовым, которая уже идет без разрешения в Театре кукол, и перевод пьесы Купера, осуществленный женой Закшевера. Так вот, Закшевер открытым текстом сказал Синянской: если не выпустите инсценировку, тогда мы не выпустим спектакль Фоменко.

Многое я повидала, но до такого открытого цинизма дело не доходило.

Спектакль Фоменко все же пошел.

Из Польши с Вроцлавского фестиваля современной польской драматургии вернулась Синянская. По ее словам, фестиваль был ужасный, с бесконфликтной драматургией, о чем замминистра Балицкий мило шутил, рассказав, что в разосланных на фестиваль приглашениях было написано, что приглашает Министерство культуры и шутки вместо штуки, т. е. искусства. Вот, мол, мы позволяем себе иногда шутки вроде Вроцлавского фестиваля. Во Вроцлаве Люда видела Тымотеуша, который рассказал, что после того, как на Съезде писателей в своем выступлении он сказал, что свобода писателя в Польше — это свобода железных опилок в магнитном поле, его пьесу сняли с репертуара, а издательства вернули все ранее принятые рукописи.

Черный день. В газете «Правда» выступление Гусака и Свободы на активе в Праге 19 августа. У Свободы — кратко и мягко. У Гусака — подробно, «оправдательно» для происшедшего и угрожающе для «не тех» [38]. Шумов сказал: «Но ведь скапливались войска со свастикой на границе ФРГ». Я взорвалась. Назаров мне: «А почему Вы навязываете свое мнение?» Сегодня Шумов принес мне цветы и все старался «разрядить» настроение.

Пришел Голубовский (главный режиссер Театра Гоголя), сказал, что слышал в ВТО, что городские власти сняли с репертуара московских театров много пьес, в частности Розова, Театру Моссовета уже как будто дано указание (в Театре Моссовета идет «Затейник» и «В дороге»). Звонок Белокопытова (замдиректора МХАТа), он тоже слышал о снятии с репертуара спектаклей, и в частности «Соловьиной ночи» в Театре Маяковского, вроде кассам приказано не продавать билеты. Назаров позвонил в Московскую дирекцию театрально-зрелищных касс, и ему сообщили, что сняты те спектакли, которые идут в сентябре, — «Счастливые дни несчастливого человека», «Братская ГЭС», «Трехгрошовая опера», «Послушайте!», «Павшие и живые», «Затейник», «В дороге», «Мольер», «Соловьиная ночь». Сам Театр на Бронной заменил «Как вам это понравится». Назаров возмущался, говоря, что это действия людей, приносящих лишь вред.

Пошла к Михайловой отнести пьесы, оставленные Синянской, об убийстве Кеннеди и пьесу об Африке. Она спросила, как у нас дела. Я ей все рассказала и про снятие спектаклей. Она тоже была удручена и говорила, что понимает, хотя… но «Счастливые дни несчастливого человека» — там уж ничего политического. Потом опять о наших внутренних делах, жаль, что у нас не Скачков. (А у нас после того, как Голдобин стал главным редактором Репертуарной коллегии, на его место, то есть замом Тарасова, назначили Коршунова.)