Игорь Карпусь - Своё и чужое: дневник современника

21 июня. Из трудового лагеря. Все надеялись, что подобные заведения сметёт рынок, ан нет, существуют и процветают, ежедневное содержание в 25-30 тысяч, половина овощей гибнет и запахивается, кромешное воровство и мотовство, ночные забавы и выходки балбесов, охрипшие от бесплодных призывов и угроз учителя. Не затронута, а потревожена советская система, театр абсурда продолжается. Селяне руками и зубами держатся за совхоз: сытно и надёжно.

Замечаю, что резко выделяюсь в толпе своим неджинсовым обликом, диссонирую с улицей. Буквально все натянули пёстрый импорт. Исчезла естественная человеческая речь, разнузданный новояз и мат из всех глоток. Что бы сказал бедный Мережковский, узрев торжествующего Хама от парламента до прихожей?

Всё наводит на мысль, что закону инерции подчиняется не только механика, но и общество. Инерция покоя сменяется инерцией реформ или революций, а приход того и другого зависит от умонастроений и сильных политиков. Нарастает инерция распада, одичания, ненависти и остановить её можно только властной и твёрдой рукой. Нет уже сил на сочувствие и жалость, кровь льётся и льётся, но не остановятся, чтобы одуматься.

1 июля. Письма Ленину 1919-21 гг. Писали, конечно, лучшие, и их наблюдения и анализ сделают честь любой системе. Большевики привлекли их обещанием нового мира, но именно поэтому они первыми поняли, что поезд развернулся совсем в другую сторону. Сработал сорокинский закон социального иллюзионизма, знай который мы в своё время /а самые свободные и проницательные знали/, то удержались бы от лишней лжи и соучастия. Читал ли он их? Если и читал, то раздавлен не был, будучи ослеплен доктриной. Как верно и зорко судили современники, совмещая не изжитую наивность с убийственными прозрениями.

16 июля. Знойное щедрое лето. Россыпи клубники на полянах, румяные берёзовики, пахучее разнотравье. Продираюсь через упругие, горячие заросли, вдыхаю разомлевший, дурманящий воздух. Это, пожалуй, единственное, что трудно оставить: подорожник на забытой тропинке, стройный, на диво сработанный гриб, взметнувшегося из-под ног зайца…

15 октября. Поездил в электричках, насмотрелся на молчаливый, безучастный ко всему, кроме цен, народ. Не подавлены, но и не улыбчивы, все с грузом, многие жуют, листают сексиздания, по пятницам и воскресеньям движется исключительно городская родня. Никто ничего не понимает, но махнули рукой и устали возмущаться, кипит одна Москва из-за обилия пенсионеров и потаённых денег. Если что и грянет, то опять только в высших сферах. Грязь, обман, разнузданность на каждом шагу, но нет насилия, торжествующего человека с ружьём, это-то и примиряет с расстройством. Людей отпустили, отвязали, но совсем не похоже на свободу — разброд, сумятица. Пора привыкать, что кажущийся беспорядок — это и есть порядок. «Долго будет родина больна», а жить надо, и не как-нибудь, а по-человечески. Готовлю урок о Сергии и сравниваю: ничего нужного во мне нет, всё мелочное, раздражённое, обидчивое, недовольное сидит внутри и кусает самого себя и ближних.

21 октября. Пасынок подкосил: украл и продал за бесценок серебро, а тысячи прокутил на мелочи и игру. Кража не первая, обескуражили размеры краденого в 13 лет, лёгкость, залихватская дерзость и бессмыслица, с которыми всё проделано. Боже, чего он мне стоил, и теперь ясно, что вмиг лопнули все труды, выступило наружу его подлинное естество — навсегда. Ещё одно поражение, удар, и предвижу страшное, когда заматереет и войдёт в силу. Мне отмщение за порывы быть как все, за ненужные и бесплодные жертвы, за отсутствие твёрдости. «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю».

3 ноября. Контрольные работы. Помимо невозможной орфографии, полная глухота к слову, строю языка, чисто машинальная скоропись, а ведь русский «проходят» с 7 лет. Эта невнятица, слепота будет только сгущаться, пока не придут новые учителя в новую школу. Может быть, эти гимназии и лицеи выпестуют элиту, а она, как и встарь, постепенно поднимет уровень культуры, в черни пробудится народ и возьмётся с другого конца.

Тайна жизни — в однообразии, повторяемости. Кто к ним не способен, спасается загулом, картами, любовью, сутяжничеством, наркотиками, революцией и т.д. Эту тайну знали многие или догадывались, но лучше всех объяснил Чехов: без сожаления, злобы, высокомерия, как неизбежную основу бытия. А вот Горький выпустил Буревестника, который испепелил вместе с бытом и людей, чтобы потом улететь до новой схватки, а между ними всё то же — вечное и неизменное. В однообразии — спасение, в его оболочке вызревают все блага мира, и слово ему — Домострой. Как теперь России-матушке нужны покой, копошенье в дому, на земле, с ребятишками, тихое, незаметное, ежедневное обеспечение хлеба себе и ближнему без упования на власти. Вместо этого людоедские страсти праздных политиков, чья натура не приемлет именно однообразия, там она глохнет и мертвеет, а в потрясениях и грохоте разворачивается во весь рост. Такие люди в обычные дни больны, призрачны и бесполезны.

Зачем эти американские проповедники? Что они нам скажут сокровенного после Чаадаева, Достоевского, Толстого, Соловьева, чего бы мы не знали, не слышали? Ведь мы не заблудшие, а отступившие, подменившие истину. Почему молчат наши проповедники? В церковь все не пойдут, а златоусты не перевелись. Снова постыдная и унизительная тяга к заморскому как раз в той сфере, которая искони принадлежала нам и была общепризнанной. Здесь лень и неверие, а публика наивна, невежественна и доверчива, верхи неразборчивы и равнодушны.

11 ноября. Читал коллегам лекцию и услышал в итоге: «А всё равно раньше жить было лучше». И говорили люди не глупые, не фанатики, первыми порвавшие с партией. Любые доводы не воздействуют на сознание, страшит будущее и отучены от риска, напряжения, свободы выбора. Унылый набор штампов: нашему брату нигде не пробиться, все дельцы — мошенники и пр. Я не умею пробиваться, но ведь и не хочу и не виню никого.

Читаю Кошелева, Чичерина Что за славные люди эти либералы, оболганные и забытые в нашем отечестве. Именно они вытянули на себе александровские реформы, пока другие швыряли бомбы и отсиживались в Европе. Истинно государственные люди, всюду и всегда ко двору. Характер записок деловой, а не воспалённые фантасмагории будущего. Либерализм и есть на практике срединная, умеренная линия в политике, которая победила на Западе и с треском провалилась у нас.

16 ноября. Директор болеет, и второй месяц его уроки истории не замещаются. Привык к подобным выходкам. Скажу лишь: «тюрьма мне в честь, не в укоризну».

10 декабря. Ельцин снова взорвал ситуацию и произвёл лёгкую панику на съезде. Политические фразёры и интриганы нокаутированы и завопили о своей безопасности. Боюсь, что испортят дело паршивым компромиссом, которые у нас вели не к устроению, а поражению.