Юлий Кирш - Под сапогом Вильгельма (Из записок рядового военнопленного № 4925): 1914-1918 г.г.

Вечером всех поразила неприятная новость. На проверке заявили, что завтра выступаем в поход. Этого никто не ожидал. Полк был разбитый, надо было его до существу переформировать, срастить старых с молодыми, но, видно, это не принималось во внимание.

Рано утром, задолго еще до рассвета в сараях раздалась команда: «Вставай!». Из всех углов потянулись серые тени. Собрались, На улице простояли до рассвета. Ругались «на чем свет стоит». Досталось всем, благо было темно, а по голосу – народ чужой, – не узнаешь, кто говорит. Трудно было понять, для каких целей защиты «отечества» нас надо было выгонять так рано и мариновать на улице.

Началось «кругосветное» путешествие. Двинулись мы по направлению в Калишу. Прошли несколько дней и ночей. Гнали нас. во-всю. Раз поздно вечером пришли в деревню. Разместились. Частью легли. Вдруг команда: «Вставай!». Переполошились. Еще вечером где-то бухали орудия и на самом горизонте краснело зарево, – это горели польские хаты.

Нас вывели куда-то за деревней на широкое поле, где и простояли мы до утра, слушая, как вдали бухали орудия, а зарево поднималось все выше и выше по горизонту.

Утром на рассвете двинулись по направлению к Лодзи. Ноги подкашивались. С самого утра моросил дождик; грязь прилипала к ногам. Приходилось питаться одними сухарями. Правда, за ротой все время следовала кухня, но она отставала ровно на сутки, так что она кормила всех, кроме солдат нашей роты.

Проходили по холмистой местности. Поля чередовались с перелесками. Шли в боевой готовности, – с разведкой, дозорами. Ходили слухи, что немцы где-то прорвали фронт, и нас гонят на затычку.

К вечеру мы окончательно выбились из сил. Многие стали отставать; их просто подгоняли нагайкой; точь в точь как гонят скот на скотобойню. Орудийный гул слышен был уже отчетливее.

Надвигались сумерки. Наши ряды естественно стали редеть. Появились больные – действительные и мнимые. По шоссе проехал артиллерийский дивизион. Он расстроил наши ряды. В темноте все спуталось. В чужих людях трудно, невозможно было сохранить связь, и смертельная усталость взяла свое. Разбрелись кто куда. Когда проехал дивизион, снова вышли на шоссе. Наша группа попала не только не в свою роту, но и в совершенно чужой полк. Было так темно, что в двух шагах нельзя было различить человека. По шоссе двигались люди машинально, инстинктивно стремясь вперед и вперед. Знали ли эти людские массы, куда они идут? Нет. Брели, как бредут овцы поздней осенней порою, ища свободного местечка, где бы можно . было прилечь и вздремнуть. И люди были настолько уставшие, что еще днем на привале садились в дождевые лужи,— где кому с как пришлось.

Так как ло обеим сторонам шоссе все время тянулись деревушки, то найти сарай не представляло большого труда.

Посчастливилось набрести на сарай, наполненный соломой. Но, к; нашему удивлению, в сарае полным-полно было людей. Кое-как. отыскали свободное местечко и повалились, как убитые.

Сколько было времени, когда проснулись, не знали. Был только день, и сквозь щели сарая просвечивали лучи солнечного дня. В сарае уже никого не было. Значит, мы и не слышали, как вставали и уходили наши товарищи.

Это многих несколько озадачило. Были все новички в «военном деле». По шоссе непрерывной вереницей тянулись солдатские массы. Это уже проходили другие полки. Близился полдень.

Кто-то из нашей группы успел сбегать в хату и притащил оттуда кринку молока и буханку хлеба. Кое-как наспех позавтракали и двинулись отыскивать полк.

После долгих исканий и расспрашиваний удалось определить направление, которого нам приходилось придерживаться. К вечеру мы, действительно, были уже в своем полку, а там и в своей роте. Оказалось, что нолк только-что стал собираться, и мы были если не .первые, то и не последние. Уставшие и измученные солдаты ночевали кто-где и теперь собирались вместе.

Орудийная пальба к этому времени стала уже стихать. Вдали шла оружейная стрельба, где-то чуть-чуть слышно трещал пулемет. Мы находились уже в полной боевой обстановке.

В предвидении боя, поляки покидали деревушку, где размещался наш батальон. Мычали коровы, ржали лошади, плакали дети, рыдали женщины. Крестьяне с наполненными разным скарбом телегами оставляли родное пепелище и направлялись, сами не зная куда.

Солнце близилось к закату. Из штаба прискакал вестовой с приказом быть в боевой готовности и занять позиции.

Мы этого ждали и двинулись.

Наш батальон расположился на опушке леса. Чего-то ждали. Позиций не занимали. Недалеко, в нескольких верстах трещал пулемет, изредка тут же рядом раздавались пушечные выстрелы.

Наши санитары готовилась к работе. Устраивали носилки. Бегали. Полошились. Во всем батальоне чувствовалось напряженное состояние. Так бывает всегда, когда после некоторого периода передышки приходится принимать бой.

Из-за леса показался отряд казаков. Оказалось, это об’езжал роты и батальоны бригадный командир генерал-майор Шишкин. Генерал был уже стар, и с первого взгляда бросались в глаза его растерянность и беспомощность. Он созвал вокруг себя всех ротных командиров и отдавал вместе с полковым командиром какие-то распоряжения. Когда вернулся к нам ротный и передал, что придется сейчас же пойти в контратаку, нам была понятна растерянность старика. ,

Рассыпались в цепь и вошли в лес. После минут десяти ходьбы впереди себя увидели поляну. Только теперь мы видели, что через поляну к нам в лес перебегают в беспорядке е оружием и без оружия солдаты. Было ясно, что они выбиты из позиций и отступают в беспорядке.

Кто-то выругался на нашему адресу, что мы стали в лесу и не пошли им на помощь. Бегущие скрылись в лесу, и мы очутились на передовых позициях.

Стало темнеть. Пулемет перестал трещать. Видно, немцы удовлетворились достигнутыми успехами я решили вперед не продвигаться.

Получив распоряжение, мы стали окапываться. С поляны дул холодный осенний ветер. Когда етемнело, стал большими хлопьями падать снег, сначала редко, но потом нее чаще и чаще. И скоро земля покрылась белым саваном. Когда снег перестал падать, стало светлее. Была уже ночь.

Лежа, в окопах, можно было хорошо видеть поляну. Ждали какой-либо команды по цепи, но было тихо. Решили, что немцы ночью не будут наступать. Однако, все же хоть что-либо мы должны были узнать про дальнейшие действия.

Ждали полчаса, час. Никаких распоряжений не последовало. Снег пошел снова. Не отступила ли наша часть наследующие позиции? Стали выяснять по цепи, чем вызвано молчание. Но из этой попытки ничего не получилось. Тогда кто-то пополз по цепи и установил, что, кроме нашего взвода, в окопах уже никого нет. Одни мы были в лесу.