Кирсан Илюмжинов - Терновый венец президента

Я иду. Где-то там, на крышах, сквозь оптические прицелы за нами следят снайперы. Кажется, я почти физически ощущаю, как прицел винтовки ощупывает мою грудь. Остывают жерла танковых пушек. Звенящая тишина. Мое тело кажется огромным, безмерно огромным. Ноги – ватные, тело – чужое, неповоротливое. Гляжу на Аушева. Лицо каменное – ничего не прочитать. И вдруг тишину разрывает нарастающий рев:

– А-а-а-а!

Мы приближаемся к толпе. Слов не разобрать. Крики, мат, угрозы, проклятия сливаются в одно звериное, жаждущее крови и смерти: а-а-а-а!

В воздухе мелькают палки, арматура. У мальчишки, которого подобрал Аушев в Белом доме, мелко-мелко трясется подбородок, лицо белое, в глазах – ужас. Он уже видел смерть, он знает, что это такое. Ему страшно. Он дергается, пятится назад. Молча. Он уже понимает, что плакать, умолять – бесполезно. Он стал взрослым за эти несколько дней. Внутри меня вспыхивает, взрывается ярость: да одумайтесь же! Мы же – люди! Руцкисты, ельцинисты – мы все люди! Хватит крови! Хватит смертей!

Толпа не слышит, толпа наэлектризована до фанатизма. Слова разума уже не доходят до нее. Толпа жаждет крови, по ней проходит ток разрушения.

– Вот они, черножопые! – Кто-то тычет пальцем в меня и Аушева. Глаза красные от бешенства. Кулаки сжаты. – Вот они!

Толпа рвется к нам. Над головами взметаются палки, арматурные прутья. Летят кирпичи. Автоматчики из оцепления едва сдерживают толпу.

– Скорей к автобусам! – Мы подгоняем идущих за нами к спасительным автобусам.

Толпа ревет надсадно, страшно. Женщины с детьми заскакивают в автобусы. Цепь автоматчиков размыкается, прямо на нас с Аушевым бегут десятки людей. Десять шагов, пять шагов разделяют нас. Теперь уже отчетливо видна чернота раскрытых звериных ртов, бешеная ненависть взглядов, в которых клокочет жажда растоптать, забить до смерти. Я пытаюсь им крикнуть: «Остановитесь! Одумайтесь, люди!» Телохранитель рывком распахивает дверь подъехавшей машины, швыряет туда меня и Аушева, прыгает сам. Дверца захлопывается. По бронированным стеклам «линкольна», по крыше, по капоту лупят десятки железных палок, булыжники. Кто-то рвет ручку дверцы.

– Выходи, черножопые! – Мат перемежается угрозами. Толпа в ярости: ее лишили возможности убить…

Дорога перегорожена стальными трубами, решетками. Люди в пятнистой форме делают знаки: поворачивай за угол – дорога туда свободна.

Как выяснилось потом, там, вдали от лишних глаз, нас поджидали профессионалы с приказом: «На поражение».

Валера – опытный водитель – жмет на педаль. «Линкольн» ревет. Машина рвет с места, всей семитонной массой врезается в баррикаду. Скрежет, хруст, визг железа. «Линкольн» проламывает заслон. Вдогонку лупят автоматные очереди. Пули щелкают по стеклам, по колесам, по броне. На полной скорости сворачиваем на какую-то улицу, потом еще поворот. Все – выскочили на Садовое кольцо…

Аушев что-то говорит, но слов не разберу. Кровь прилила к вискам, и каждый удар сердца отдается глухим звоном в ушах. На бледном лице Аушева – улыбка. Мальчишеская, обезоруживающая, нелепая в этой ситуации. Какой вид у меня – не знаю. Наверное, такой же нелепый.

За нами на «вольво» прорывалась из окружения наша охрана. Ее отсекли. Спецназ вытащил наших ребят из машины, положил на землю – там, за углом, куда нам указывали сворачивать.

– Где Кирсан? Где ваш президент? – Били прикладами, таскали за волосы. – Где? Куда делся Илюмжинов?

И по рации: «Спецназ, Илюмжинов в «линкольне» вырвался. Стреляйте без предупреждения».

Кому выгодна была моя смерть? Кто так настойчиво добивался ее? Чей заказ исполняли специалисты в пятнистой форме? Нет ответа на этот вопрос. В те дни, 3-4 октября, под шум и суматоху сводились личные счеты, оплачивались лицензии на убийство, убирались конкуренты и ненужные свидетели. В то мутное время легко было меткий снайперский выстрел заглушить грохотом автоматных очередей и буханьем танковых пушек.

Прямо из Белого дома, немытые, небритые, мы с Аушевым приехали в Кремль. Перепачканная, грязная одежда – некогда было переодеваться – смутила чопорный Кремль. Но нам было не до этого. Надо было остановить бойню. В три часа там начиналось совещание субъектов Федерации. Я не мог говорить, боялся, что сорвусь, начну кричать. Говорил Аушев.

Вольтер однажды заметил: «Весьма опасно быть правым в том, в чем не правы великие мира сего…»

Через несколько часов ордер на мой арест лег на стол Президенту России Б. Н. Ельцину.

– А Илюмжинов-то здесь при чем? – спросил Ельцин.

– Ну-у… все-таки был в Белом доме. Неизвестно, что делал там…

Не странно ли? Им было неизвестно! Я посылал записки, звонил, выступал на совещаниях, переговаривался по телефону с ближайшим окружением Президента, и все это было неизвестно…

И – началось. Инициатива наказуема – эту формулу социализма и постсоциализма надо бы золотом выбить на Красной площади, на Лобном месте, на бывших зданиях ЦК, обкомов, горкомов, в школах и детсадах. Самыми крупными буквами: «ИНИЦИАТИВА – НАКАЗУЕМА».

Центральное, российское телевидение по нескольку раз в день крутили одни и те же кадры: я с белым флагом иду в Белый дом, где находятся Руцкой, Хасбулатов, где засели баркашовцы, анпиловцы, коммунисты и прочие. Но я не припомню ни одного кадра, где бы показали, как мы с Аушевым выводили женщин и детей из-под пуль. Не было ни фотоснимков в газетах, ни комментариев. Подавали только это: Илюмжинов, Аушев идут в Белый дом с белым флагом.

В политике не бывает случайностей. И показанная или рассказанная часть правды, а не полная правда – это изощренная форма лжи. Кому-то очень надо было показать меня именно так, выставить на всеобщее обозрение, внушить всем: смотрите, вот он какой! Ату его! Фас!

Я догадываюсь, какие силы раскладывают этот пасьянс, но доказательств нет. И наверное, не будет: не дураки они, чтобы оставлять доказательства. Идет крупная игра, а в крупные игры дураки не играют. Ведь ставка здесь ни много ни мало – Калмыкия. Ее ресурсы: нефть, газ, бишофит, черная икра, шерсть, мясо. Ее выгодное географическое и стратегическое положение. Ставка – республика, вместе с ее населением, хотя на население, на народы им наплевать, им ресурсы нужны.

Поэтапно все эти события можно расположить так:

1. Отдай республику, уйди с дороги, а то хребет сломаем.

2. По Илюмжинову стрелять на поражение (заметьте: не по Илюмжинову с Аушевым, а конкретно по Илюмжинову).

3. В ту минуту, когда мы должны были вести переговоры с Руцким и Хасбулатовым в их кабинетах – а ведь знали, что мы идем вести с ними переговоры, – танки долбанули по этим кабинетам. Случайность?

4. Полуправда, показанная по всем каналам телевидения, призванная убедить: Илюмжинов – враг.