Иосиф Давыдов - Триумф и трагедия советской космонавтики

Нужно сломить себя. Побороть этот холодящий страх, рождаемый свистящим в ушах ветром и разверзшейся под ногами бездной. Не всем это удавалось с первого раза. Делали по несколько заходов, прежде чем будущий летчик находил в себе мужество шагнуть в небо, провалиться в его синеву.

Жора Добровольский еще в детстве — на скалах у моря — подготовил себя к первому прыжку. И все-таки, когда самолет набрал высоту и нужно было выйти на крыло, у Жоры перехватило дыхание. Бешеный свист ветра, рокот мотора и высота ошеломили. Повелительный жест инструктора — и курсант Добровольский оттолкнулся от привычной тверди самолета. Тугой воздушный поток подхватил и закрутил его.

Кувырок, потом другой, третий. Мгновенно вспомнил наказ инструктора по парашютной подготовке: нужно прекратить вращение и только после этого дернуть за кольцо, чтобы не замотаться в купол парашюта. Разбросал руки, — вращение прекратилось: он плашмя, лицом вниз, летел к земле. Дернул кольцо. Рывок. Из поля зрения исчезли земля, в глаза плеснуло солнце.

Несколько секунд раскачивался под куполом, как ванька-встанька. День был тихий, безветренный, ясный-ясный. Такой, что с высоты на много километров вокруг все видно.

Двумя рыже-черными жуками у лесопосадки расползся тяжелый ожог земли, так и не начавшей плодородить, даже через три года после нанесенной ей раны. Видны окрестные деревеньки. От них расходятся в поля тропинки. Большой наезженный шлях пересек деревеньки и устремился вдаль, где виднеются дома Чугуева. Все это успел рассмотреть Жора, пока приближался к земле. Если на высоте ему казалось, что он снижается медленно, почти парит в воздухе, то теперь земля стремительно бежала на него. Добровольский сгруппировался, как учил инструктор-парашютист, и приготовился к встрече с земной твердью. От легкого толчка присел и тут же распрямился. Парашют опускался прямо на него, и чтобы не запутаться в стропах, Жора отскочил в сторону. Быстро собрал парашют в сумку и направился к инструктору.

— Курсант Добровольский первый парашютный прыжок выполнил, — доложил Георгий.

— Первый, но, надеюсь, не последний. Молодец! — похвалил инструктор. — Только в следующий раз постарайся не кувыркаться.

Жора понял, что инструктор видел его ошибку, но оценил правильность действий при ее устранении.

Жора не упускал малейшей возможности лишний раз прыгнуть с парашютом. Однажды подвернул ногу, постарался скрыть это, но инструктор заметил и не допустил его к повторному прыжку. Всегда жизнерадостный и смешливый, Жора грустно сидел в стороне, наблюдая, как товарищи готовятся к прыжкам.

И вот пришел долгожданный день практических занятий на аэродроме. Казалось бы, обычное дело: запуск двигателя. Но первый запуск собственными руками был волнующим моментом. Ведь только после того, как застучит его мощное сердце, самолет готов к полету, а до этого он представляет собой мертвое сооружение…

Добровольский забрался в кабину. Все нужно делать самому, а внимательные глаза инструктора будут следить за каждым твоим движением.

Жора включил зажигание. Мотор, медленно раскручивая пропеллер, чихнул. Жора добавил газ. Лопасти пропеллера замелькали быстрей, быстрей. И вот они превратились в светлый искрящийся диск с желтой каемкой. Мотор вышел на режим.

Потом были сотни и тысячи запусков и остановок двигателей, сначала поршневых, потом реактивных, но первый запомнился на всю жизнь. Вспоминая об этом много лет спустя, Добровольский говорил, что он всегда с радостью ждал мгновения, когда оживал самолет и с удовольствием слушал, как, выходя на режим, двигатель запевал свою ровную рокочущую мелодию.

Полеты! Это слово завладело всеми помыслами и стремлениями курсантов Чугуевского училища. Ждали их с нетерпением. Наконец радостный день пришел. И хотя взлет и посадку осуществлял инструктор, курсанты были счастливы и тем, что им самим позволяли положить машину в разворот, набрать высоту и снизиться. Впервые Жора Добровольский ощутил, пусть пока еще не полностью, свою власть над машиной: она уже выполняла его волю. Тренировочные полеты давали ощутимые результаты: курсанты постепенно приобретали уверенность в своих силах.

Теперь Жоре не терпелось избавиться от опеки инструктора, который в любое время мог вмешаться в управление самолетом.

И он захлебывался от счастья первого самостоятельного взлета, от неописуемой радости, что он — капитан корабля, пусть маленького, зато — в самом огромном, самом захватывающем и волнующем океане!

С этого дня, пожалуй, и начался летчик Георгий Добровольский. Если по теоретическим дисциплинам Жора пока ходил в середнячках, то в технике пилотирования он преуспевал. На аэродром он приходил всегда в чистом отутюженном комбинезоне, собранным, серьезным, и обычное его балагурство в дни полетов как рукой снимало. Жора внимательно вслушивался в объяснения инструктора, ловил каждое его слово, каждое движение. Полетное задание он до тонкостей отрабатывал на земле, а в воздухе безошибочно повторял то, к чему так тщательно готовился.

Курилка на аэродроме — место, где не только рассказывают байки и анекдоты. Нередко здесь можно было почерпнуть те драгоценные крупицы летного опыта, о котором не узнаешь на лекции в аудитории и на инструкторских занятиях. Хотя Жора не курил, он часто сидел в компании заядлых курильщиков, внимательно прислушивался к оброненным как-то невзначай, без назиданий и наставлений, советам «стариков», наматывал на ус, при случае стараясь проверить их в небе. Тем, что ему одному из первых в группе разрешили летать самостоятельно, Жора гордился, конечно, но никогда не бахвалился своим умением и при случае всегда готов был помочь сокурсникам.

Как в письме, так и в полете у каждого человека свой почерк. Георгий пилотировал машину несколько жестче и резче, чем другие летчики. В жизни он любил предельные режимы, когда человек с полной остротой воспринимает окружающие события, когда сильное эмоциональное напряжение требует мгновенной реакции, быстрых и точных решений. Этого он хотел и в небе. Он стремился к тому, чтобы самолет был послушен пилоту так же, как человеческое тело послушно мозгу.

— Машина должна быть слита с человеком и послушна ему. По-моему, к этому стремятся все авиаконструкторы, но, к сожалению, не всем это удается, — убежденно говорил Жора.

Весной, как только сходил снег, курсанты перебирались в летние лагеря, где летали с полевого аэродрома. Начинались самые напряженные и самые интересные месяцы в жизни училища. На курсантов, помимо учебно-тренировочных полетов, ложилась обязанность по охране самолетов. Через два дня на третий ходили в караул. Недалеко от стоянки самолетов, у взлетного поля, находилась бахча, охранял которую старый дед. Бывший солдат любил курсантов и баловал их, выдавая по несколько арбузов на караул, чтоб полакомились. В ответ ребята чем могли помогали ему: поливали бахчу, сносили арбузы и тыквы в кучу, чтобы легче было грузить на подводы и машины.