С Голынец - Иван Яковлевич Билибин (Статьи • Письма • Воспоминания о художнике)

И вот, когда слышишь такую "удачную" мысль, то становится больно за все национальное и народное. Неужели же нельзя придумать чего- нибудь иного, как переодевать в национальное платье гг. чиновников и строить скверные пародии на Василия Блаженного там, где это более чем не идет?

Неужели же они не понимают, что если бы даже бороды русских бояр не были насильно обрезаны, то теперь все же не носили бы больше ни горлатных шапок, ни кафтанов с бесконечно длинными рукавами. Ведь при Рюрике одевались так, а при Андрее Боголюбском иначе; при Иване Калите не так, как при Иване Г розном, и так далее.

Когда года два тому назад в один из петербургских ресторанов не пустили одного такого любителя старины, одетого в старорусское платье, то, по-моему, ресторанный швейцар поступил правильно.

Это все — балласт русского стиля, ненужный и деланный, и нельзя же, вспоминая о чарах детства, стараться самому вести себя, как ребенок.

Все подобные квасные русофильские мероприятия, основанные по большей части на ретроградных политических упорствованиях, только отвращают от русского национального стиля, а не приближают к нему. Не надо забывать, что все старинные церкви, старинная утварь и старинные вышивки — искусство, а следовательно, совершенно свободны от всяких государственных тенденций. Все это делалось потому, что считалось красивым, и только; и когда баба вышивала на полотенце двуглавого орла, то делала она это, очевидно, только потому, что ей нравился этот узор.

Народное искусство не государственно, но национально; так же национально, как родная речь, которой пользовались и Иван Г розный и Пушкин.

Национализм есть мощь народа, но только, если понимать его так, что он основан на инстинктивной и бессознательной любви к лучшим духовным проявлениям нации, а не на приверженности к ее случайной внешней политической оболочке.

И совершенно так же, как и жизнь народа, которая неустанно стремится вперед, стремится вперед и национальное искусство; поэтому-то было бы нелепым абсурдом делать скачок назад на двести лет и стараться снова возродить эпоху Тишайшего царя.

Задача русских художников-националистов крайне сложна в виду сложившихся исторических событий, которые свершились и заняли свое строго определенное место. Реформы XVIII века и, далее, XIX век прервали постепенное развитие русского народного стиля. Он, по силе инерции, продержавшись в деревне весь XVIII век, стал явно чахнуть в XIX веке и ныне почти окончательно замер. К причинам вымирания национального творчества относятся и изменившиеся экономические условия, увеличение народонаселения и уменьшение площади пользуемой земли, отхожие промыслы, фабрики, города и, наконец, смутные идеалы чего-то более существенного в отношении улучшения жизни.

Только совершенно недавно, точно Америку, открыли старую художественную Русь, вандальски искалеченную, покрытую пылью и плесенью. Но и под пылью она была прекрасна, так прекрасна, что вполне понятен первый минутный порыв открывших ее: вернуть! вернуть!

Но вернуть в том виде нельзя, так как кости тех людей, которые носили старинные парчи, давно истлели, и с тех пор успел вырасти величавый Петербург с его "каменными громадами".

И вот художникам-националистам предстоит колоссально трудная работа: они, пользуясь богатым старым наследием, должны создать новое серьезное, логически вытекающее из того, что уцелело. Страшно трудно найти верный путь. Многие из исканий, казавшиеся очаровательными вчера, уже надоедают сегодня, и на них не хочется смотреть. Много крупных художников, казавшихся вчера создателями новой национальной эры, сегодня кажутся только искателями и, может быть, предтечами. Создалась, наконец, целая полоса какого-то русского модерна, чисто западное веяние, заимствовавшее от русского только некоторые внешние формы. Многие из узоров Поленовой, Якунчиковой и Давыдовой очень красивы и декоративны, но это не русский стиль.

Будем ждать и, не теряя времени, собирать и собирать все, что еще осталось старого в избах, и изучать, и изучать. Постараемся, чтобы ничто не ускользнуло от нашего внимания; и, может быть, под влиянием увлечения минувшей красотою и создастся, наконец, новый русский стиль, вполне индивидуальный и не мишурный. И чем сильнее будет это увлечение, тем больше данных на нарождение нового русского стиля. Творцы стилей — художники. Абсурд говорить, что русские художники должны непременно любить русское, а немецкие — немецкое. Настоящий национализм художника сказывается не в том, что он заранее говорит себе: буду работать в русском стиле, а в том, что, будучи связан тысячью незаметных, но несомненных нитей со своей страною, он совершенно безотчетно и инстинктивно имеет тяготение именно к этой стране, а не к другой; и когда он, знакомясь с наследием национального прошлого и изучая его, проникается все более и более любовью к художественному прошлому родины, то есть бесплотное тяготение получает плоть и кровь, и он, человек нынешнего времени, ушедший слишком на двести лет последних годов Московской эпохи, явится прямым продолжателем русского национального творчества, но более интересным, культурным и широким, чем его отдаленные предшественники.

У нас не изучают русского орнамента. Собрания вышивок и других узоров находятся пока закрытыми для большой публики. Масса молодых людей, желающих быть художниками, изучает этот русский стиль по художникам же.

Пока самыми типичными представителями русского орнамента считались украшения старых церковных книг, как-то: заглавные листы, заставки, концовки и заглавные буквы, — в сущности, наименее самостоятельные и наиболее заимствованные составные части национального орнаментального творчества. Да и тут художники, ничтоже сумняшеся, на один и тот же орнаментный рисунок ставят орнамент XII и XVII веков, будто бы все, что было до Петра, было что-то общее "старорусское".

Несомненно, будущие составители истории русского орнамента, если это не будут сухие классификаторы и регистраторы, откроют целые законы народного узора, и какое упоение для русского орнаментиста будет видеть собранный вместе весь этот чудный сад, наполненный неведомыми древами и самыми невероятными птицами и зверьем.

Задача будущих этнографических музеев такова, чтобы ничто там не было скрыто, чтобы легкие и сравнительно небольшие узоры не загромождались громоздкими ткацкими станками, валенками и лаптями и чтобы художники там были первыми и желанными гостями, чтобы перед ними распахивались настежь все дверцы музейских шкапов, так как художники являются толкователями скрытой красы множества народных произведений, которые не бросаются в глаза публике с ее первого взгляда.