Галина Матвиевская - Владимир Иванович Даль 1801-1872

Даль, выполняя свои служебные обязанности, вместе со всеми испытывал трудности зимнего похода. Среди архивных материалов есть множество написанных им записок о выдаче наград и подарков казахам - погонщикам верблюдов, отличившимся во время похода. Сам он получил в награду орден Св. Станислава 2-й степени с императорской короной.

Наряду с официальным отчетом о походе, его причинах и результатах, которые В.И. Даль привел в цитированной выше статье “Военное предприятие противу Хивы” [77], он оставил яркий документ об этих событиях, который по эмоциональности и стилю представляет собой художественное произведение - “Письма к друзьям из Хивинского похода” [150], опубликованное им в конце жизни.

Заметим, что о Хивинском походе 1839-1840 гг. вообще написано сравнительно мало, в основном это работы дореволюционного периода, а в более поздних исследованиях авторы ограничиваются лишь общей негативной оценкой похода как колонизаторской акции и почти не касаются фактической стороны дела. Заслуживают внимания и опубликованные ранее, но мало известные широкому кругу читателей воспоминания и письма других участников похода - В.А. Перовского [346], М.И. Иванова [271], Н.П. Иванина [272] и других.

Вернувшись из похода, В.И. Даль опять погрузился в служебные дела, касавшиеся прежде всего отношений со среднеазиатскими ханствами. Как видно из архивных материалов, он занимался перепиской Перовского по этому поводу и готовил его секретные донесения в Петербург.

В Хивинском походе. Крайний справа - В.И. Даль (по рисунку художника В.А. Штернберга, 1839 г.)

Поход русских войск в Хиву вызвал серьезное беспокойство у английского правительства, о чем вице-канцлер К.В. Нессельроде писал В.А. Перовскому 5 апреля 1840 г.: “Вашему превосходительству известно, что англичане и особенно главное правление их в Ост-Индии всегда с недоверием смотрели на всякие наши действия и меры относительно Средней Азии. Таким образом, и Хивинская экспедиция должна была обратить на себя внимание английского правительства, тем более, что она предпринята была вслед за экспедицией их в Афганистан”[ 90ГАОО, ф. 6, оп. 10, № 2055, л. 1.]. Чтобы развеять появившиеся слухи, что “мы идем якобы в Афганистан”, Николай I лично объяснил английскому послу настоящие цели Хивинского похода. В Лондоне приняли это объяснение, но не скрывали, однако, что военная экспедиция русских “производит весьма вредное влияние на дела в Афганистане”; у англичан создалось впечатление, что Россия поддерживает свергнутого ими афганского правителя Дост-Мухаммеда, на сторону которого склонялся бухарский эмир. “Сие побудило, - продолжал Нессельроде, - английское министерство обратиться к великодушию Государя Императора с ходатайством о повелении дать знать бухарскому эмиру, что Россия не имеет никаких враждебных замыслов против Англии и находится с ней в дружественных отношениях”[ 91Там же, л. 2.].

Нессельроде пишет далее, что поскольку наши войска вернулись, не дойдя до Хивы, откуда вступить в сношения с бухарским эмиром было бы “легко и весьма бы даже кстати”, то теперь следует найти иной путь. Ссылаясь на волю императора, он предлагает Перовскому повторно отправить в Бухару геологическую миссию капитана Ковалевского и поручить ему объяснить хану словесно, что единственная цель русской экспедиции - Хива, что испытав все меры убеждения, правительство оказалось вынуждено употребить силу оружия для наказания и усмирения хивинцев, чтобы обеспечить торговые пути с Бухарой и прочими азиатскими странами, что поход на Хиву не имеет ничего общего с экспедицией англичан в Афганистан, что Россия не принимала решительно никакого участия в политических переворотах, происшедших там в последнее время, что между Россией и Англией существуют мир и доброе согласие и что, следовательно, всякие слухи, несообразные с настоящими объяснениями, должны быть признаваемы несправедливыми[ 92Там же, л. 2 об.-З.].

Резолюция Перовского от 22 апреля гласит: “Отвечать, что по настоящим нашим отношениям к Хиве я нахожу непреодолимые препятствия (объяснить их) к посылке с безопасностью в Бухару Ковалевского и всякого другого русского чиновника; а потому не признает ли г. Нессельроде полезным, чтобы я вступил с бухарским ханом в письменное сношение и объяснил ему все, что предполагалось поручить сказать чрез Ковалевского”[ 93Там же, л. 1.].

Далем написан черновик ответного письма, датированного 23 апреля[ 94Там же, л. 7-7 об.]. В соответствии с резолюцией Даль описывает непреодолимые препятствия, не позволяющие выполнить предложение Нессельроде: “При нынешних отношениях наших к Хиве я не вижу возможности отправить г. Ковалевского или вообще какого бы ни было русского без явной опасности в Бохару; бохарские караваны не могут миновать занимаемых постоянно хивинцами переправ на реке Сыре, да и не осмелятся обойти их, если бы была на то возможность, из опасения подвергнуть весь караван разграблению; поэтому посланный от нас чиновник не мог бы миновать рук хивинцев и участь его в таком случае была бы более, чем сомнительна. Полагая, что нет никакой нужды подвергать для этого кого-либо явной опасности, я, с другой стороны, думаю, что все сообщенное мне Вами, милостивый государь, может быть передано эмиру бухарскому на письме...”[ 95Там же, л. 7-7 об.].

Рукой Даля написан и черновик письма Перовского к Нессельроде от 14 мая 1840 г., в котором приводятся некоторые сведения о пограничных делах. Наряду с сообщениями о судьбе торговых караванов, вышедших в Бухару из Оренбурга и Троицка, о волнениях в казахской степи, здесь есть существенное замечание: “Вообще, не должно ожидать ныне в степи большого спокойствия до окончания дел с Хивой; естественно, что кочевые племена, находящиеся между враждующими сторонами, будут более или менее участвовать во взаимной вражде этой до решительного переворота”[ 96Там же, л. 17-18.].

Джеймс Аббот. Рисунок А.И. Лемана (1840 г.)

В другом письме, написанном почерком В.Й. Даля и датированном 20 мая, вице-канцлеру сообщается о бесчинствах казахов Адаевского рода (угоне скота у соседних племен, нападениях на казаков и рыбаков, сожжении судов, затертых льдом и т.д.) и успешном карательном походе против них[ 97Там же, л. 19-20 об.].

Чрезвычайно любопытны архивные материалы, касающиеся английских агентов, действовавших в то время в Средней Азии. Один из них - Джеймс Аббот, капитан артиллерии Ост-Индской компании, прибыл в столицу Хивинского ханства из Герата в январе 1840 г. Как видно из его записок, опубликованных позднее [474], он старался убедить хана в том, что его страна, “первая по обширности своих владений, численности населения и мощи”, является - не в пример северному соседу Хивы - “естественным союзником мусульманских государств” [Там же, с. 93]. Собирая разведывательные данные о Хиве и действиях России в Средней Азии, Аббот переправлял их к своему начальству в Герат. Покинув Хиву, он по неясным причинам оказался 1 мая 1840 г. у русского Ново-Александровского укрепления на побережье Каспийского моря. Здесь он представился ханским поверенным в делах, передал Перовскому письмо от хана и пожелал быть отправленным в Петербург, естественно, встретили его весьма настороженно. По правительственному указанию ему разрешили приехать в столицу, но не в качестве хивинского посланника, а оттуда проследовать на родину.