Илзе Лиепа - Мой балет

Ее очаровательная маленькая фигурка, казалось, представляет собой идеал того, как должна выглядеть классическая балерина. Это было по-настоящему «золотое сечение»: точеные ноги, которые стали каким-то абсолютом балетных ног, фирменная «максимовская» челка как будто завершала этот облик. Сколько бы ей ни было лет – всегда на сцене она была юной, легкой, но с железным стержнем характера, умением преодолевать сложности внутри.

Дуэт Максимова – Васильев: удивительно, какие же они были разные! Она – сдержанная, собранная, всегда в себе, Володя – взрывной, увлекающийся. Этой паре невероятно повезло, несмотря на то что их взлет, расцвет их карьеры пришелся на время, когда искусство жило за закрытым занавесом: любые поездки за рубеж контролировались, и для артиста балета работать с западным хореографом казалось несбыточной мечтой, но это не коснулось дуэта Максимовой и Васильева, потому что им посчастливилось работать и с Морисом Бежаром, и с Роланом Пети, которые делали постановки специально для них.

Благодаря отцу мы с Андрисом видели многие спектакли. Какое это было счастье! Мы сидели в ложе бенуара с левой стороны, и вот открывается занавес, пустая сцена, и две фигуры в белых комбинезонах – «Ромео и Юлия». Может быть, этот дуэт, как ничто более в моем сознании, характеризует идеальность совпадения двух танцовщиков. Они совпадали, как механизмы, которые идеально подходят к каждым маленьким изгибам тела. Думаю, что перетанцевать их в этом дуэте совершенно невозможно, и не только потому, что они идеально смотрелись вместе и что это идеально точно было поставлено под их темпераменты, под их данные. За этим образом у каждого из них была такая глубина собственной жизни, такая глубина переживания, что последнее откровенное движение, когда лежащую балерину в последнюю секунду накрывает своим телом танцовщик, было феноменально! Это незабываемое, одно из самых ярких впечатлений в моей жизни, которое связано с этим дуэтом. Думаю, что я не одинока, и этот звездный дуэт много раз заставлял публику переживать такие эмоции, которые я переживала тогда и навсегда сохранила в своем сердце. Два эти имени неразделимы – Катя и Володя.

Владимир Васильев очень интересно проявлял себя как хореограф. Многое сделал и для Кати: он продлил ее сценическую жизнь. Ее актерский дар с годами, с опытом, раскрывался все больше и неожиданнее: как почки на дереве открываются одна за другой, вот так неожиданно для всех раскрывалась Максимова в новых работах. Она стала как раз той актрисой, которая начала стирать грани амплуа. Как в драматическом театре может быть актриса, которой больше удается трагическая роль или комедийная, в балетном театре тоже есть свои амплуа. Максимова по своей хрупкости и миловидности, казалось бы, должна была сторониться трагических ноток в творчестве, но она удивительно масштабно раскрывалась в каждой новой сценической или киноработе, и Катин роман с кино был долгим и счастливым.

В первом фильме-балете «Галатея» Катя снималась вместе с моим отцом. Идея фильма принадлежала Александру Аркадьевичу Белинскому, режиссеру из Ленинграда. К тому времени он снял уже не один фильм, и телеспектакли. Сам он был человеком абсолютно театральным, племянником знаменитого эстрадного артиста Александра Семеновича Менакера. Любовью Белинского стало телевидение, куда его позвали как режиссера вести трансляции или записи драматических спектаклей. Тогда их снимали много и много показывали. Но в какой-то момент Белинский понимает, что для телевидения нужно специально делать кинопостановки, что спектакли проигрывают, если их просто снимать и переносить на экран. Он пробует снимать балет: балет он любил с детства и прекрасно разбирался в нем.

С Катей и Володей он познакомился в Доме отдыха в Щелыково. Познакомились и подружились на всю жизнь. Белинский был поклонником, другом семьи, и мысль сделать что-то для Максимовой, наверное, была естественной. И тогда возникла идея спектакля по мотивам пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» и мюзикла «Моя прекрасная леди». Фильм наполнен дивной музыкой композитора Лоу, только в пьесе профессор Хиггинс обучает Элизу чистому произношению английского языка, без которого нельзя появиться в высшем свете, а в балете профессор Хиггинс будет обучать Элизу умению танцевать. Но замысел от реализации отделяло тогда одно обстоятельство. Идея замечательная, сценарий готов, но – не было хореографа, а балет без этого не состоится. Поиск хореографа занял десять лет! Что такое десять лет для балерины – это половина ее творческой жизни. Но Максимова ждала… И однажды, на концерте в Кировском театре Белинский увидел номера, которые поставил молодой хореограф Дмитрий Брянцев – вопрос был решен…

Осенью 1977 года на «Ленфильме» начались съемки. Процесс был невероятно тяжелым: денег не было абсолютно, ничего не было – ни декораций, ни техники, ни костюмов. Запуск в производство был посчитан как телепередача, а не как фильм. Костюмы шились из материалов, которые покупала сама Максимова. Знаменитый веер, который хранился в коллекции Максимовой и принадлежал раньше Вере Федоровне Комиссаржевской, прошел через всю картину. В этом фильме-балете сложился удивительный актерский ансамбль. Профессором Хиггинсом для Элизы – Максимовой стал мой отец Марис Лиепа. Идея пригласить его принадлежала Екатерине Сергеевне.

Катю камера любила: она была органична и киногенична, плюс талант перевоплощаться и играть. Максимова становилась такой, какой она хотела быть: красивой, смешной, трагичной, юной… любой. Белинский говорил о ней, что перед камерой у Максимовой – абсолютная раскованность, при команде «мотор» – она раскрепощается и делает все несравненно лучше, чем на репетиции.

Из рассказов отца я знаю, что вся команда работала над этим фильмом очень весело, задорно, с большим интересом. Много было смеха, импровизаций. Какая фантастическая Максимова в первой сцене, когда Элиза, цветочница, появляется под дождем среди разодетой после вечернего спектакля толпы! И там ее видит профессор Хиггинс, не слышит, как в драматическом спектакле, а именно видит ее нелепые движения, ее смешные прыжки, ее удивительную походку в башмаках на каблуках с пряжками, ее нелепую огромную шляпу и совершенно обворожительную улыбку. Столько фантазии, столько смелости для большой, классической балерины появиться в таком смешном образе, абсолютно не теряя обаяния. А наоборот, быть стопроцентно, неимоверно обаятельной и привлекательной, просто чудесной! Тем, кто не видел фильм «Галатея», очень советую посмотреть – он стоит того. Екатерина Максимова и Марис Лиепа сфантазировали во многом сцену балетного урока. Сам Брянцев будет вспоминать, что эту сцену он просто рассказал моему отцу и дал ему возможность самому ее вести: не обучать же Лиепу движениям у балетного станка. И действительно, когда смотришь – то и воспринимаешь это абсолютно сиюминутным, потому что зачастую балетные артисты «на руках» показывают движения. Это смотрится забавно и неожиданно, и в фильме в том числе, когда Лиепа – Хиггинс на руках объясняет Максимовой – Элизе движения, которые она должна сделать ножкой. Максимова пытается это повторить, но так забавно и так комично! Это пародия на балетные занятия, но выполненная с таким талантом, с такой виртуозностью, что даже эту нелепость Максимова делает очень красиво. Сам хореограф рассказывал об этом так: «Марис и Катя относились ко мне, как к равному, хотя я недавно окончил ГИТИС и ставил лишь первый свой балет. Я даже совершенно забыл про то, что оба они – великие, прославленные и знаменитые во всем мире танцовщики и народные артисты СССР. Марис Эдуардович приходил на все репетиции, и, пока я ставил соло Максимовой, он ложился на скамейку около зеркала и спокойно засыпал. Но, как только нужно было репетировать какой-то дуэтный фрагмент, Лиепа тут же просыпался и мгновенно включался в работу, схватывая все буквально «на лету». А в сцене урока я полностью доверился Лиепе, ведь бессмысленно что-либо навязывать настоящему артисту. Я просто рассказал Марису Эдуардовичу, как представляю себе Хиггинса, а он сам прорисовал образ кистью великого мастера; когда Катя в очередной раз начинала объяснять мне, что сочиненное мною движение невозможно исполнить, он мне подмигивал: мол, ничего, потерпи, она ведь звезда, не волнуйся, сейчас я ее уговорю, и она все сделает. И действительно, он удивительно легко обо всем договаривался с Максимовой, причем никогда с ней не спорил и ничего не доказывал, часто превращая все в шутку».