Хелен Раппапорт - Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

Я попыталась выяснить этот вопрос, запросив копию завещания Уотерса. Собственно говоря, в нем содержится только одно краткое упоминание о его личных бумагах – а именно о его переписке – и дается указание «наследнику его имущества, очищенного от долгов и завещательных отказов», полковнику Листеру Тэйлору распорядиться этим имуществом (то есть записями) по своему усмотрению. Последние включали в себя «благодарственные письма от выдающихся людей и письма от императора Вильгельма». Именно эти бумаги полковник Тэйлор и продал впоследствии Королевскому архиву. Записей бесед среди них не было, как не было и заговора со стороны Королевского архива, направленного на то, чтобы скрыть какие-либо подобные материалы от публики 66 .

Кайзер, однако, сохранил заметки, сделанные им самим. И во время изысканий, проводившихся мною для этой книги, они наконец всплыли – после того, как были потеряны для истории с 1930-х годов.

В 2016 году один из моих друзей заметил в Интернете короткое объявление на немецком языке о небольшой выставке в Burg Hohenzollern Archiv – Архиве Замка Гогенцоллернов, называющейся 300 Jahre Romanow und Hohenzollern («300 лет Романовых и Гогенцоллернов»). Даже раздобыть экземпляр обычного каталога этой выставки оказалось нелегко, но когда я наконец его получила, то под номером 64 там значилась следующая позиция:

«Вопросы и замечания, касающиеся освобождения царя». Записи Вильгельма II от апреля 1931 года, касающиеся его попыток спасти царя и его семью летом 1918 года [60] . Свинцовый карандаш на бумаге 67 .

Напряженная работа по поискам нужного мне архивиста и получение от его императорского и королевского высочества принца Прусского разрешения ознакомиться с этими бумагами заняла некоторое время, но в конце концов принесла искомый результат. На мою электронную почту из Замка Гогенцоллернов поступили цифровые сканы двенадцати страниц документов, исписанных карандашом характерным для кайзера убористым почерком. Первый документ – «Вопросы и замечания» – написан карандашом по-английски – вероятно, для Уотерса. На нем нет даты, но отчасти он слово в слово повторяет то, что рассказывает Уотерс на страницах 259–261 своей книги «Потсдам и Доорн». Однако, что касается утверждения Саммерса и Мэнголда о том, что записи о «ключевом периоде в 1918 году» были изъяты из Королевского архива, то кажется маловероятным, что такие записи вообще когда-либо существовали 68 . В оригинальных документах из Замка Гогенцоллернов в основном рассматриваются ранние планы 1917 года по эвакуации Романовых немцами. Упоминаний о событиях 1918 года в заметках кайзера нет вовсе.

Вильгельм составил перечень из десяти важнейших тезисов. В этом списке фигурирует множество гневных вопросов: почему датский король весной 1917 года обратился напрямую к нему относительно трудного положения, в котором оказались Романовы, вместо того, чтобы действовать совместно с британским королем? Было ли это сделано потому, что датчане считали, что «пассивное отношение [британского правительства] к этому безотлагательному вопросу» не позволит его решить? Вызвала ли информация о нарастающем в Англии нежелании предоставить царю убежище у датчан опасения, что спасение Романовых силами англичан «может быть сорвано», и идею вместо этого адресовать свои призывы напрямую германскому императору? 69Почему Копенгаген не поделился деталями переговоров между Лондоном и Петроградом – о которых британскому послу в России было хорошо известно – с кайзером? И почему датчане не сообщили британцам о тех мерах военного и военно-морского характера, которые он, Вильгельм, был готов предпринять, чтобы осуществить безопасную эвакуацию Романовых из России? Вильгельм, как он утверждал в своих заметках, «выразил свою готовность сотрудничать с Лондоном в спасении Царя и его семьи», но нейтральная Дания не передала эту информацию в Лондон. Неужели сэр Джордж Бьюкенен не был проинформирован о великодушном предложении Вильгельма? 70И почему этому предложению не было отдано должное? Вильгельм был не только оскорблен тем, что с ним не проконсультировались, но и был в бешенстве оттого, что «не было предпринято никаких шагов, чтобы попросить Копенгаген выразить признательность британского правительства германскому Канцлеру за это предложение Германии» 71.

При чтении этих заметок сразу же возникает чувство, что дело здесь не только в желании Вильгельма помочь своим родственникам, но и в ударе по его чувствительному эго и имперскому чувству чести. Он рассчитывал на то, что весь мир упадет к его ногам и признает благородство его жеста, но вместо этого его просто проигнорировали. Почему его инициатива была отвергнута? Обманывал ли себя Вильгельм был или же был прав, задавая заключительный вопрос в пункте своего перечня № 10?

«Если бы британский народ… узнал о предложении о сотрудничестве со стороны германского Императора в деле спасения Царя, разве не побудили бы они свое правительство, руководствуясь рыцарским духом в отношении к своему союзнику, спасти Царя и его семью?» 72

Увы, сознание Вильгельма застряло в мифологической эре тевтонских героев; потому что подобного «рыцарского духа» просто не существовало в современном ему реальном мире, а уж в военное время его, разумеется, не было и в помине. И никому, похоже, было неинтересно реагировать на его попытки привлечь к себе внимание игрой на публику.

Но этим собрание документов из Замка Гогенцоллернов не ограничивается. В папке содержится еще один пространный комментарий кайзера, написанный опять-таки карандашом, но на сей раз по-немецки. Он сделан в конце письма, отправленного Вильгельму русским журналистом-эмигрантом Анатолием Гутманом, и эти заметки кайзера отличает бурная эмоциональность. В публикации Уотерса нет цитат из этого комментария, что означает, что Уотерс либо не был о них осведомлен, когда писал свою книгу (что представляется маловероятным, учитывая его близкую дружбу с кайзером), либо решил их не использовать.

Не объясняет ли это отсутствие доказательств того, что Саммерс и Мэнголд истолковали как доказательство их отсутствия?

В то время Гутман, который писал под псевдонимом Анатоль Ган и постоянно проживал в Берлине, работал над книгой об убийстве Романовых (которая, похоже, так и не была опубликована) и в своем письме попросил кайзера разъяснить некоторые моменты, относящиеся к переговорам, которые велись весной 1917 года. Вильгельм ответил, что его информировал о них его тогдашний канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег [61]. Он сообщил кайзеру о призывах датского короля, сведения о которых он получил через Стокгольм. В ответ Вильгельм согласился, что если императорская семья будет эвакуирована по морю, то