Тами Олдхэм-Эшкрафт - Во власти стихии. Реальная история любви, суровых испытаний и выживания в открытом океане

– ГОСПОДИ, – взмолилась я. – Забери меня к себе, прошу, забери меня к Ричарду.

На борту были хирургические нитки, но я не смогла заставить себя зашивать собственный лоб. Вместо того я стянула края раны как можно ближе друг к другу, сколько могла вытерпеть, и закрепила в нескольких местах пластырем-бабочкой. Из пореза сочились кровь и сукровица. Гадость! Чтобы вернуть себе хотя бы какое-то подобие чистоты, я тщательно промокнула раны на руках и ногах тряпкой с обжигающим спиртом. Было больно, но и вполовину не так больно, как при мысли о том, как, должно быть, было больно Ричарду.

В каюте на носу я нашла бандану и завязала всклокоченные волосы на макушке, обмотав ткань вокруг головы. Я привалилась спиной к койке, ненавидя себя за то, что не в силах совершить самоубийство. Я не знала, что делать, а сделать нужно было так много.

– Сверься с картой. Составь план, как добраться до суши.

С неохотой поднявшись на ноги, я направилась к штурманскому уголку. Если уж я раздумала умирать, надо возвращаться к жизни. И возможно – оставалось лишь надеяться, что это возможно, – Ричард станет моей наградой в конце.

В ящике штурманского стола я отыскала карту, на которой были отмечены последние точные координаты, и судовой журнал. Я сощурилась, с усилием разбирая последние слова, записанные Ричардом: «Проклятый „Реймонд“ теперь снова дует на ЗАПАД. Сто сорок узлов. Все, что нам осталось, – молиться».

– Ну почему же наши молитвы не были услышаны? – простонала я. – Почему? Лучше просто выпрыгнуть за борт и…

– Лучше завершить начатое: составь план, как добраться до суши .

Я пошарила в ящике штурманского стола в поисках ручки и размашисто написала в судовом журнале: «Потрепана ураганом „Реймонд“». И снова залилась слезами.

– Ну все… все, хватит уже, – сказала я себе в конце концов и, дотянувшись до полотенца для рук, небрежно свисавшего с духовки, воткнувшейся в ящик книжного шкафа у меня над головой, насухо вытерла лицо. Вдохнув поглубже, я заставила себя сосредоточиться, насколько это было возможно, и принялась снова и снова изучать курс, каким мы с Ричардом шли с Таити. Но как же трудно было сосредоточиться.

Не могло же меня далеко отнести от места катастрофы, так ведь? Я взглянула на часы: так, посмотрим, здесь мы были два или три дня назад? Два, решила я. Глядя на карту, я взяла прокладочные инструменты и принялась высчитывать. Решила, что Кабо-Сан-Лукас должен быть примерно в тысяче двухстах милях на северо-востоке, а Хило, город на Гавайях, примерно в полутора тысячах миль на северо-западе. Я перепроверила вычисления несколько раз, снова и снова выписывая цифры и градусы. Пожалуй, лучше всего будет двигаться с пассатами и течениями до Гавайев. Это значит примерно триста градусов на компасе.

Зато Кабо ближе к дому.

Без Ричарда у меня нет дома.

– У тебя много домов. Есть дом мамы и дом папы. Есть дом бабушки и дедушки.

– И дом Ричарда?

– Да, твой дом там, где Ричард. А теперь ты отправишься домой через Гавайи, так будет разумнее всего.

– Что значит «там, где Ричард»?

Тишина. Единственным звуком, оставшимся в голове, был ток крови в ушах.

– ЧТО ЗНАЧИТ «ТАМ, ГДЕ РИЧАРД»? – прокричала я.

Голос не отвечал.

– НУ ЛАДНО, В ТАКОМ СЛУЧАЕ ИДИ К ЧЕРТУ, ГОЛОС! – выкрикнула я.

Чтобы досадить голосу, я подошла к раковине, подставила чашку под кран, дождалась, пока кончатся шипящие брызги и чашка наполнится водой. Жадно проглотив воду, я вылизала последние капли.

– Ты уже выпила четыре унции.

– УМОЛКНИ! – выпалила я, но, взглянув на указатель уровня воды, обнаружила, что он замер на отметке «Пусто». Переполненная чувством вины, я опустила чашку. Прихватив с койки спальный мешок, цветастую рубашку Ричарда и его гитару, я потащила все наверх, торопясь покинуть это мрачное подземелье.

Поклявшись, что больше никогда туда не спущусь, я устроила себе постель в кокпите и принайтовила штурвал, чтобы руль стоял прямо. Это поможет «Хазане» двигаться по течению с максимальной скоростью.

Я принялась раскачиваться вперед-назад, вперед-назад. В какой-то момент в моих руках оказалась гитара Ричарда, и я даже стала что-то напевать, пощипывая струны.

Отложив гитару, я забралась в спальник и плотно затянула шнурок.

– Спокойной ночи, любимый, – сказала я усеянному звездами небосклону.

– Спокойной ночи, милая , – едва различимо прошептал в ответ голос.

Лицо горело. Я открыла глаза и тут же закрыла их снова, ослепленная ярким солнцем.

– Только не новый день, – простонала я.

– Пошевеливайся, Тами. Вставай. Съешь что-нибудь. И заставь эту посудину двигаться.

Голос пугал меня, но в то же время его присутствие как-то успокаивало. Он, кажется, всегда знал, что делать, точнее, что нужно делать мне. На самом деле голосов было много. Иногда это был голос мамы, или отца, или Ричарда. Но чаще всего это был мой собственный голос.

Я спустилась в каюту, нашла новую ложку и зачерпнула арахисового масла – это было проще всего. Вернувшись обратно на солнце, я села, время от времени облизывая ложку и силясь понять, как же заставить «Хазану» двигаться. На глаза попался гик спинакера. Если поставить его вертикально, получится мачта. Он был по-прежнему принайтовлен к палубе на носу. Когда переломилась и упала грот-мачта, он укоротился примерно на шесть футов.

Я отправилась на нос и заглянула в якорный рундук. Он был около трех футов глубиной. Вернулась обратно, отвязала девятифутовый гик спинакера и поставила его в рундук.

Задача спинакер-гика – удерживать спинакер – один из самых больших парусов, какие только может нести яхта, когда судно идет по ветру. Всего шесть футов спинакер-гика торчало над палубой. Слишком маленькая высота; я помотала головой и сказала:

– Это просто смешно.

– Это не смешно.

– Как же парус наполнится ветром, когда высота мачты всего шесть футов?

– Заполни чем-нибудь якорный рундук, и гик поднимется выше.

– Сам заполняй.

– Ладно, с радостью .

Когда я положила гик на палубу, собираясь пойти вниз, таинственная сила опять проявила себя, молча велев мне снова принайтовить гик, на случай если волна попытается перекатить его за борт. Интересно, может ли этот голос быть чем-то вроде ангела-хранителя? Какая странная мысль.

– Что в ней такого странного?

– Не знаю…

Я открыла люк в носовой каюте и вытолкнула на палубу все подушки и одеяла, прихватив и другие вещи, какими можно было набить якорный рундук. Затем сама выбралась на палубу и закрыла люк.

Засунув всю свою добычу в якорный рундук и тщательно утрамбовав ее, я отвязала спинакер-гик, а затем вставила его в рундук. Теперь гик возвышался над палубой на целых девять футов. Первый раз за все время я почувствовала, что жизнь налаживается. Наконец-то что-то получилось. Отправляясь обратно в кокпит, я снова закрепила гик на палубе.