Тами Олдхэм-Эшкрафт - Во власти стихии. Реальная история любви, суровых испытаний и выживания в открытом океане

Я взяла часы, секстан и свои записи, унесла вниз и вычислила с помощью «Морского навигационного ежегодника» и «Астрономических таблиц» мои ЛП – линии положения. Закончив подсчеты, я нанесла ЛП на прокладочный планшет.

– Ясно, – сказала я себе, – я где-то на этой линии.

Около полудня я с энтузиазмом проделала всю процедуру еще раз. Эти показания позволят мне «зафиксировать себя в пространстве», точно скажут, где я нахожусь.

Я оказалась на ста тридцати четырех градусах западной долготы и на восемнадцати градусах северной широты. Это была хорошая новость. Мне больше не придется гадать о своем местоположении. Я была ближе к Гавайям, чем думала.

С нетерпением я дожидалась седьмого дня, чтобы еще раз взять высоту солнца и узнать, как далеко я продвинулась за ночь.

Поскольку день начался спокойно, мне не было нужды сидеть у штурвала. Чтобы отвлечься от мыслей о Ричарде, я ушла вниз и снова принялась за уборку. К своей огромной радости, я нашла бизань-стаксель. Для легкого ветерка бизань-стаксель подходит лучше поднятого мною штормового стакселя. Мое временное парусное вооружение станет с ним еще эффективнее, надеялась я.

Та еще работа – выволакивать неподъемный бизань-стаксель через люк на носу и затаскивать на бак. Я спустилась в каюту, чтобы принести дополнительные лини, и тут судно внезапно накренилось. Нет, только не это, подумала я, стремительно выскакивая на палубу лишь для того, чтобы увидеть, как бизань-стаксель медленно погружается в море.

– НЕТ, НЕТ, НЕТ. ПРОКЛЯТЬЕ. НЕУЖЕЛИ Я НИКОГДА НЕ НАУЧУСЬ? – разразилась я гневной тирадой. А потом села и заплакала.

– Прекрати плакать, Тами .

– Заткнись.

– Тебе необходима эта жидкость, у тебя будет обезвоживание.

– ПРОСТО УМОЛКНИ. ЭТО МОИ СЛЕЗЫ, И Я ПЛАЧУ, ЕСЛИ ХОЧУ! – выкрикнула я, а потом прыснула со смеху: на ум пришла песня с этими словами, и я вспомнила, что там речь шла о вечеринке – всего лишь какой-то вечеринке [11] Имеется в виду англоязычная песня «It’s My Party», наиболее известная в исполнении певицы Лесли Гор, в записи 1963 года: «It’s my party and I’ll cry if I want to». .

Но я понимала, что Голос прав, во мне осталось так мало воды. Слезами горю не поможешь.

– Я могу пить морскую воду, – с вызовом сказала я Голосу.

– Тогда ты сойдешь с ума .

– Я уже сошла с ума.

– Может быть, но ты ведь не дура .

– Я только что упустила за борт парус, довольно глупо с моей стороны.

– Что ж, могу поспорить, второй раз ты такого не допустишь .

– Тут ты прав, потому что другого паруса у меня нет.

– Наверное, стоит порадоваться тому, что у тебя есть штормовой стаксель, и заняться утренними замерами.

Поразмыслив, я вытерла слезы с лица и слизнула с пальцев все капли до последней. Судорожно вздохнув, я уставилась на штормовой стаксель, вяло обвисший на торчавшем вертикально гике. К чему стараться? Может, просто скатиться за борт, как бизань-стаксель, да и покончить со всем. Но мне очень хотелось сделать утренние замеры. Я посмотрела на часы, было почти девять. Я спустилась в каюту и взяла там карандаш, бумагу и секстан.

Результаты первых измерений выглядели неплохо.

Однако, взяв высоту солнца в полдень, я была потрясена. Согласно моим вычислениям, я находилась на 132° з. д. и 18°11˝ с. ш. Я потеряла два градуса долготы! Это что, сто двадцать миль? Как будто я всю ночь двигалась назад. Что случилось? Я была совсем не так далеко на западе, как надеялась. Все шло наперекосяк. Я сидела у штурвала, клокоча от негодования и злости. Теперь, когда я лишилась иллюзий, тело и ум разом ощутили всю накопившуюся боль.

В два пополудни я в третий раз за день взяла высоту солнца. Да, два градуса долой. Чтобы как-то заглушить отчаяние, я открыла банку со сладкими персиками и несколько часов смаковала их, поддевая ломтики вилкой. К черту арахисовое масло.

Похолодало. Я натянула джинсы и штормовку и снова уселась за штурвал управлять яхтой, как делала это последние пару дней. Покончив со сладкими персиками, я долго и безуспешно пыталась вспомнить, почему Ричард считал, что так важно оставаться на палубе, и не хотел спускаться за мной перед крушением. Знай я тогда, что смотрю на него в последний раз, в последний раз ощущаю прикосновение его кожи, в последний раз вижу его улыбку – последний проблеск любви, – я выскочила бы из каюты, к нему. Я бы вцепилась в него, как гигантский осьминог вцепляется в свою добычу, и унеслась бы вместе с ним на дно в последнем горячечном объятии. Мы бы умерли вместе, прославляя любовь, пока смерть не разлучила бы нас.

Шел день одиннадцатый. Ни одного корабля на горизонте. Никто не отвечал на мои сигналы бедствия. Никаких чудес. Время от времени я бралась за ручную трюмную помпу, чувствуя давление воды, которую насос высасывал со дна трюма, когда я тянула рычаг насоса вверх, и выбрасывал в море, когда я с силой опускала рычаг. Я мысленно рисовала поток грязной воды, который проносится по проложенному в корпусе трубопроводу и вырывается в бескрайнее сверкающее море. Перемешавшиеся в нем частицы боли, крови, еды и мусора наконец-то оказываются на свободе и рассеиваются в спокойном теперь Тихом океане. Как бы мне протолкнуть себя через этот шланг и оказаться на свободе?

Только когда над головой начали сгущаться тучи, мне вспомнилась поговорка настоящих морских волков: «Утром небо красно – моряку опасно» [12] Английская поговорка, которая целиком звучит примерно так: «Ночью небо красно – моряку прекрасно; утром небо красно – моряку опасно». . От горя небо красно…

Когда первый порыв ветра хлестнул по щеке и зловещие черные тучи плюнули дождем в лицо, меня начала бить неудержимая дрожь. Вот-вот разразится шторм. Адреналин клокотал во мне, ужас сочился из всех пор, и от отчаяния я начала лихорадочно действовать. Снова застегнула на поясе аварийный радиобуй, позабыв, что он не работает, пристегнула трос одним концом к страховочному поясу, другим – к нактоузу. Осмотрела кольцо карабина. Может, он тоже предательски разогнется, как это случилось у Ричарда? Что же делать, соображала я в панике. Но я знала, что ничего не могу сделать.

Я потравила шкоты своего временного паруса, подумала, не снять ли его совсем, но, понимая, что при таком ветре могу заметно продвинуться вперед, а у меня каждый дюйм на счету, оставила. Я лишь надеялась, что временный парус выдержит, хотя начался проливной дождь. Ощущение было такое, будто я захлебываюсь в морских брызгах и дождевых каплях, зато «Хазана» резво шла бейдевинд. Неужели начинается новый ураган? Без радиоприемника не было никакой возможности узнать, что меня ждет. При виде растущих валов я невольно испытывала ужас.