София Аничкова - Загадка Ленина. Из воспоминаний редактора

Коммунальный Пяста вид
Говорит о многом:
Часто ль он бывает сыт
В самом смысле строгом?

Здесь уютно, светло, печка курится,
Опьянил здесь забвения хмель,
А за окнами — темная улица,
И слепит и кружится метель.
Бедный Пяст! он в трубу водосточную
Тщетно бьет посиневшей рукой,
За прогулку свою полуночную
Справедливой наказан судьбой.
Мирно спят милицейские красные
(Не увидеть и днем их нигде),
Но не дремлют налетчики властные
И на «бум» отзовутся везде.
Прорубь близко… в подводное плаванье
Пяст уйдет этой ночью глухой,
И покроет серебряным саваном
Вьюга гробик его ледяной [98] Самой обычной в СССР расправой ночных грабителей с прохожими является раздевание их донага и спуск в прорубь. .

Я не синь [100] «Бел» — автор не решился написать даже в своем кругу, где за последнее время, как и всюду, предполагалось присутствие провокаторов. , и я не красен,
Но теперь, как и всегда,
Я с обоими согласен,
Господа.

Мы словно яблоко с червинкою —
Не исцелить его врачам:
Стал коммунизм нам паутинкою —
Не «здесь» мы нынче и не «там».

Что тут писать, когда чувства изъяты,
Дух изнемог от напрасной борьбы;
Были поэты «богами» когда-то —
Нынче советские стали рабы.
Злата я жажду, но если бы боги
Вздумали жажду мою утолить, —
В нашем советском раю все дороги
Сводятся к счастью: поесть и попить.

О рабстве, даже добровольном,
Немало можно бы сказать,
Рабов и вольных и невольных,
В СССР несметна рать,
Но тянет вольный дух и ныне,
Как встарь, к запретному плоду, —
А потому-то о свободе
В коммуне речи я веду.

Было в Красной: «по декрету,
Каждый, созданный двуногим,
Подчиняясь вождя завету,
Должен стать четвероногим».
Вольным нет преград идеям —
Отросли хвосты, «что надо»,
И завились черным змеем
По проспектам Ленинграда.
Появились прибавленья
И у страждущих поэтов
И иные, в озверенье,
Стали петь… дела Советов.
Стыдно! можно стать хвостатым,
Но, душою не виляя,
И в аду, СР проклятом,
Жить мечтой о царстве рая.

Девять лет уже коммуна
Ждет паденья капитала,
Целый год от некой дамы
Ждет того же дерзкий Вала [101] Валентин N… известный драматург. .
Но взамен побед желанных
Им судьба дала уроки,
Покарав, как подобает,
Непристойные пороки.
Стойче крепостей и танков
Осаждаемая дама:
Не берут ее атаки,
Нипочем ей волчья яма.
Нет солидного успеха
В темном дельце и коммуне,
И попытки мир ограбить
До сих пор, остались втуне.
И покуда Коминтерну
Снится сдача капитала,
О паденье некой дамы
Так же тщетно грезить Вала.

Да, попробуй крикнуть «vive»
Новому владыке:
Вмиг закончишь бытие
Ты на этом крике.

Памятка о вечере Шестого марта

К нам заглянула Мельпомена
И Терпсихорочка, с огнем,
И ужин был в три перемены,
А «бог»… отсутствовал на нем.
Его мы ждали до рассвета,
Уже смыкал нам очи сон.
Но по Фонтанке ночью этой
Промчался мимо Аполлон.
В сердцах смятенье и заминка…
Скажу вам то, что на уме:
Была поэтов вечеринка
Спектаклем в каторжной тюрьме.

Товарищи пишут,
Что нынче в Европе
Жизнь много хуже,
Чем в царском окопе,
Что лютый там голод
И нету свободы,
Что бедствия терпят
Всесветно народы.
И впрямь хоть буржуи
Толкуют нам всуе,
Что нет недохватки,
Что все там в порядке,
А нас не обманешь —
Как в фильмах проглянешь
Ты дамочек [102] «Дамочка» и «что надо» — излюбленные выражения петроградских матросов и рабочих после революции. ихних,
Так враз и увидишь,
Что все тут обманы —
У всех в естестве их
Больше изъяны.
Хоть, правда, в одеже
Не видно нехватки,
И обуви даже
В отличном порядке,
А девки худей
Мертвецов на погосте —
Под юбкой да с ветром
Скелетные кости.
А ежели девчонки
В естественном тощи —
Что были в старинку
Угодников мощи, —
Так знать, что в Европе
И впрямь уже глад,
И нынче и кости
Буржуй будет рад.