Дин Карназес - Бегущий без сна. Откровения ультрамарафонца

Ехал я просто роскошно, у меня тогда был новый седан Lexus LS 400, полученный от компании в качестве бонуса. Я не особенный фанат машин и прелестей вождения, но в тот раз это была действительно классная поездка. Что меня особенно поражало в моей машине, так это тишина внутри. Дверь закрывалась очень плотно, и салон был практически звуконепроницаемым.

Приехав к месту старта, я ужаснулся: на улице был жуткий холод – на десять градусов ниже, чем дома. Я забрался обратно в Lexus на новое кожаное сиденье с подогревом и просидел там почти до начала гонки.

В толпе на старте я случайно среди нескольких десятков участников увидел тех двоих, что обогнали меня на Аллее любовников. Когда я поздоровался с ними, один посмотрел на меня, подняв брови, а второй вообще не обратил внимания. М-да, весьма по-джентльменски. Мы столпились на небольшом пятачке у старта, и под крики и вопли гонка началась.

Сначала нас было человек сорок, потом группа быстро поредела, а через пять километров я обнаружил, что бегу один. Трасса петляла по сельской местности, тропа была довольно ровной и ухоженной, с редкой растительностью вдоль нее. Иногда я замечал других участников впереди или позади меня, но нас разделяло довольно большое расстояние. Почти всю дистанцию я бежал один и, кроме как на медицинских пунктах на маршруте, так никого и не встретил.

Это было путешествие в неизвестность, рядом не было никого, у кого можно было бы спросить дорогу. И я поступил так, как много лет назад меня учил Беннер: я бежал сердцем. Это все, что я мог сделать.

До этого момента на пути был только один небольшой подъем, когда мы пробегали по разбитому грязному участку дороги. Однако по ходу гонки начал дуть холодный пронизывающий ветер, а тропа становилась все менее аккуратной. Но все это мне даже нравилось.

Несмотря на то что я бежал один, я не чувствовал одиночества, потому что разум втянулся в работу.

Я легко мог два дня подряд бегать по марафону, но преодолеть без остановки расстояние, равное двум таким дистанциям, оказалось куда сложнее, чем я мог себе представить. Первая часть гонки прошла довольно ровно, несмотря на сильный ветер и холод, характерный для гор.

Однако во второй половине обстоятельства изменились. Тело страдало от нагрузок намного сильнее, чем я предполагал, да и тропа становилась все более неровной. Теперь я бежал, все время наступая на корни деревьев и попадая в ледяные грязные лужи. Где-то на шестьдесят втором километре заболели все мышцы до единой: ныли предплечья и пальцы рук, болели плечи и, конечно же, ноги – они просто горели.

В начале гонки я забросил в себя на ходу бутерброды с арахисовым маслом, сыр и крекеры. Сейчас аппетита не было, но я заставил себя съесть немного дыни, чтобы пополнить запас энергии. Боль странным образом подавляет голод; когда тебе больше всего нужны калории, еда вообще не пробуждает аппетит.

Сначала гонка вполне укладывалась в пределы физических возможностей, но боль была постоянным и преобладающим ощущением. Однако на семидесятом километре, когда рассудок начал отключаться, боль изменила характер: она стала волнообразной – то приходила, как вспышка, то уходила. А между приступами наступало блаженство, близкое к эйфории.

Я никак не мог контролировать эти волны что болевых, что эйфорических ощущений, не знал, как сместить баланс от боли к удовольствию. Я старался задерживать дыхание до тех пор, пока не начинал синеть, сильно напрягал мышцы предплечий, надеясь таким образом перетянуть на них боль с ног, бежал, заложив руки за голову, – ничего не помогало. Тело двигалось на автопилоте, и я просто был с ним за компанию.

Несмотря на то что я практически ушел в астрал, на грани восторга и муки я продолжал двигаться дальше. Последние три километра дались совсем тяжко, это больше походило на выживание, чем на бег. Я уже не мог нормально поднимать ноги и шаг за шагом волочил их, едва отрывая от земли. Через восемь часов и двадцать семь минут я, шатаясь, пересек линию финиша. Восемьдесят километров закончились. Назвать это победой было бы слишком, но тем не менее это был момент славы – я только что прошел отбор на Western States!

Мои ноги тряслись, и я поковылял в палатку для участников на финише, где мне дали ленточку, несколько человек пожали мне руку и кто-то похлопал по спине. И затем я мучительно похромал к машине. Плюхнувшись на кожаное сиденье, я заметил, что ноги странным образом похолодели. Что-то было не так. И тут внезапно четырехглавые и икроножные мышцы на обеих ногах ужасно свело судорогой. Корпус резко качнуло влево, а потом не менее резко вправо. Ноги же были, как гвоздями, прибиты к полу и совсем не гнулись. Все десять пальцев онемели и застыли, с силой зацепившись за подошвы кроссовок. Икры были твердыми, как бейсбольный мяч, а бедра одеревенели. Это было нестерпимо, меня колотило от боли, которая наполнила каждую клетку организма.

Пот стекал по лицу, и я заорал во все горло. Боковым зрением я видел, как люди ходили туда-сюда мимо моей машины, совершенно не замечая, что происходит внутри. Очевидно, если двери настолько плотно закрывались, что не пропускали звук снаружи внутрь, то точно так же они сдерживали его и в обратном направлении. Кричать – это было единственное доступное мне действие, я был обездвижен и не мог сделать ничего, только разевать рот. Я кричал все громче и громче, но снаружи не было никого, кто мог бы заметить меня и понять, что меня вот-вот разорвет на куски.

И тут мой крик прервала отрыжка. Это было странно, но за первым приступом последовали еще. Содержимое желудка стало подниматься к горлу. Внезапно рот открылся сам по себе, и меня начало рвать. Я старался наклонить голову ниже к полу, но я совсем не мог управлять происходящим. Наверное, я выглядел как Годзилла, извергающий из пасти огонь.

Это продолжалось секунд тридцать, внутри меня не осталось ничего, приборная панель и руль были покрыты мерзкой слизью. Мышечный спазм не прошел, и я мог шевелить лишь глазными яблоками. Тело по ощущениям напоминало хрупкое стекло. Так, и что теперь?

Вероятно, если бы мне удалось заставить себя сменить положение, то и окоченение прошло бы. Дернув несколько раз левой рукой, я смог убрать ее с подлокотника. Рука, как будто сделанная из мягкой резины, упала вниз, и безжизненная кисть хлопнула по бархатному покрытию. Я медленно переместил пальцы на кнопки регулировки сиденья. От нажатия первой сиденье сдвинулось вперед, и, поскольку ноги у меня были вытянуты, я еще сильнее уперся ими в пол. Болевой удар от этого тряхнул тело, как электрошок. Неудача. Я быстро перенес палец на соседнюю кнопку и нажал на нее – подголовник опустился, и мне казалось, что он сейчас расплющит мой череп, как дыню. К тому моменту, когда мне удалось восстановить контроль, голова была зажата подголовником и спинкой сиденья, и мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Полный провал.