Мариам Ибрагимова - Диалог с тайным советником Сталина

Встав напротив, окинул его взглядом с ног до головы, затем поднял руку, в которой была зажата пара кожаных перчаток, хлестнул по одной щеке, затем по другой и медленно отошёл в сторону, где столпилось руководство Ленинградского обкома партии.

Медведь, окаменев, не мог и шагу сделать в сторону огромной толпы рабски покорных плебеев, имя которым — «счастливый советский народ». Его и всех работников аппарата НКВД, а также сотрудников обкома партии, встречавших Сталина, мгновенно разоружили те, кто сопровождал генсека.

За каждым движением Медведя бдительно следили опричники вождя. Но ведь у него была возможность нанести ответный удар, будь он настоящим мужчиной, — плюнуть в лицо тирана. Видимо, чувство гордости, собственного достоинства чуждо рождённым ползать.

Сталин, уже находясь в кабинете первого секретаря обкома в Смольном, устроившись в мягком кресле, словно верховный жрец, любовался окончательно потерявшим волю, бьющимся в истерике на паркетном полу Николаевым. Стремительно поднялся, когда ему сообщили, что телохранитель Кирова Борисов, которого везли к нему, при загадочных обстоятельствах убит. (Как стало известно четверть века спустя, ему проломили череп ломом в чёрном «воронке» по дороге на допрос.)

Вождь не стал дольше задерживаться в граде Петра, не доверяя его обитателям, слишком смелым и склонным к возмущению.

Все участники заговора вместе с исполнителем в первый же день были схвачены и арестованы.

Оставив на месте своих людей, которые должны были довести дело до конца, Сталин укатил в Москву. За ним последовал траурный поезд.

Гроб с телом покойного был установлен в Колонном зале Дома союзов. Опечаленный генсек, постояв в почётном карауле, прощаясь с «другом», первым оставил на холодном лбу покойного поцелуй. Поцелуй Иуды. Публичная демонстрация любви к своему мёртвому врагу — проявление высочайшего лицемерия. Там, у гроба, Сталин сказал вслух: «Прощай, мой дорогой друг. Мы за тебя отомстим».

Опьянев, Сталин иногда говорил правду. Однажды, распивая вино с Дзержинским и Каменевым на правительственной даче в Зубалове, он завёл разговор о том, что доставляет ему самое большое наслаждение в жизни. Он сказал: «Выбрать жертву, подготовить тщательно удар, беспощадно отомстить, — потом пойти спать… Слаще этого нет ничего».

Проблема, конечно, была не в самом убийстве или отравлении, а в том, как скрыть следы преступления.

Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством Ульриха (обвинитель — Вышинский), при участии замнаркома Внутренних дел СССР Аграновского приговорила тринадцать человек, обвинённых в убийстве Кирова, к высшей мере — расстрелу. Сталин затягивал расстрел Николаева, планируя с помощью следователей выбить у него признания в том, что убийство ему заказала оппозиция.

Сталин разработал детальный план обвинения лидеров оппозиции в подлом убийстве Кирова. К тому времени он издал указ, гласящий: «Суд над террористами вершить тайно, допросы проводить без очных ставок, без свидетелей. Защиту к участию не привлекать. Приговор считать окончательным. Решение суда исполнять безотлагательно». Подписаться под этим указом Сталин заставил добрейшего старика, всесоюзного старосту — Михаила Ивановича Калинина.

А теперь предлагаю читателю вспомнить, какой была судебно-правовая реформа, начатая в России Александром II. Вспомнить и сравнить.

Второстепенные организаторы покушения на Кирова — Филипп Медведь и Ефим Запорожец тоже не избегли наказания. Их осудили за непроявленную бдительность, необеспечение охраны и безопасности первого секретаря обкома партии.

На этом был окончен очередной спектакль. Оба они по распоряжению Сталина были назначены на руководящие посты в тресте «Лензолото», в состав которого входили и богатейшие золотодобывающие прииски Сибири. Жили вольготно, пользуясь всеми благами жизни, беспрепятственно контактируя с родными и близкими! Более того, один из начальников личной охраны Сталина — Паукер даже посылку послал Запорожцу — импортный радиоприёмник, чтобы не тосковал по Ленинграду.

Сталин на короткое время обрёл покой, Берия ликовал. Перед ним открывался беспрепятственный путь к вершине власти в Москве. Хотя оставались ещё Серго Орджоникидзе, Авель Енукидзе, знавшие его прошлое.

Но были и другие опасные свидетели. Один из них — нарком здравоохранения Каминский. Выступая на одном из пленумов ВЦИКа, он прямо заявил с трибуны о том, что весьма опасные для государства люди втерлись в доверие руководства ЦК партии, что они могут нанести непоправимый урон обществу и делу строительства социализма в нашей стране и что одним из них является Берия. Сразу после пленума Каминского арестовали, осудили и расстреляли.

Вы, дорогой автор романа-исповеди, лучше меня знаете, что одним расстрелом тринадцати человек, обвинённых в убийстве Кирова (большинство из которых были ни в чём не виноваты), дело не обошлось. Официальная партийная пресса в первые дни после убийства Кирова обвиняла «действовавших в стране белогвардейских террористов». Сталину также нужны были другие «убийцы» — лидеры оппозиции. Такие, как, например, уже осуждённые Каменев и Зиновьев, а также сочувствующие им.

Вскоре их доставили на Лубянку, обвинили в подготовке покушения на Кирова и подшили их дела к «Делу московского центра». Это обвинение они настойчиво отрицали, указывая на то, что в течение двух лет до убийства Кирова находились в тюрьме.

Зиновьева осудили на десять лет, Каменева — на пять.

Тысячи людей постигла более страшная судьба. Сталин мстил за убийство Кирова массовыми расстрелами. Но об этом впереди.

Из — за обострившегося чувства страха и подозрительности, связанных с самоубийством Надежды Аллилуевой, расправой с Каменевым, Зиновьевым и другими, Сталин решил очистить Кремль от старых, много видевших и много знавших работников — охранников, дворников, уборщиц, сотрудников библиотеки Кремля, среди которых были знакомые, близкие и даже родственники репрессированных оппозиционеров.

Москву потрясли начавшиеся аресты бессловесных, как ягнята, не имевших отношения к политике, безграмотных либо малограмотных работников Кремля, большинство из которых были беспартийными.