Владимир Чиков - Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала

Как говорил я тебе много раз, сила нашей партии состоит в способности к самопожертвованию и в верности ее идеям. Благодаря этому мы победили в прошлом и выиграем сражения в будущем.

Много все же товарищей и борцов, отдавших за справедливость свою жизнь в прошлом, много и тех, кто отдает ее ежедневно на различных участках сражения, и тех, которые еще отдадут ее в будущем. Почему же я должен думать, что моя жизнь стоит дороже, чем их жизни? Нет, я не думаю так и потому готов пожертвовать собою во имя общей цели.

Дорогая Лаурита, я не оплакиваю свою судьбу, наоборот, в этом отношении чувствую удовлетворение, чувствую спокойствие. Я беспокоюсь только о твоей судьбе.

Смерть — не проблема для тех, кто находится впереди, она — проблема для тех, кто отстает.

Лаурита, наша война еще не кончилась, во время борьбы мы встретились, во время борьбы мы полюбили Друг друга, эту борьбу мы пережили и победили в ней. Наша борьба не кончается и будет еще продолжаться в течение многих лет, и в ней, как и сейчас, ты должна искать для себя вдохновение, силу и мужество. Но я должен тебе сказать, что если случится со мной что-либо непоправимое, то в этом будет только моя вина. Я имею строгое указание от нашего руководства сохранить прежде всего мою жизнь и спастись всеми возможными средствами.

Если я не вернусь живым, то только потому что недостаточно способен или же потому что решил по своему желанию пойти на смерть ради обеспечения успеха.

Я искренне считаю, что дело требует огромного мужества, и если все получится хорошо, то это будет жестоким ударом по врагу. Успех может спасти много доблестных жизней, многие матери, жены и дети не будут оплакивать своих близких благодаря моему самопожертвованию. Я уверен, что ты также будешь счастлива и гордиться этим. Я уверен в том, что окажись ты на моем месте, то сделала бы то же самое, что попытаюсь скоро сделать я.

Теперь о нашем будущем ребенке. Главное, чтобы он вырос сознательным и сильным духом, преданным коммунистической партии, Советскому Союзу, чтобы со временем был хорошим борцом; чтобы он не был эгоистом, чтобы был великодушным и достойным, понятливым и честным в обращении с тобой и друзьями. Даже если ему не будут присущи решительность и способность к мужеству, прошу тебя любить его еще больше, помогать ему и поддерживать его как в несчастье, так и в радости. И если случится что-либо плохое, если ты его потеряешь, то будь мужественна и в этом случае. Возьми тогда чужого ребенка и попытайся воспитать его так, как будто он является нашим собственным.

Моя любимая Лаурита, не отчаивайся никогда. Время — это колдун, который лечит самые тяжелые раны. Когда подвернется случай и ты сможешь вспомнить меня без волнения, спокойно, то подумай о том, как устроить свою жизнь, наберись сил и сделай все, чтобы ее переделать. Ты знаешь, что я хотел тебе сказать этим: и если я говорю тебе это, то не потому что мало люблю, а потому что люблю тебя больше, чем собственную жизнь.

В нашей партии, в нашем страдающем народе, который в течение последних 35 лет истекает кровью и принес себя в жертву всему угнетенному человечеству, ты найдешь много примеров и случаев, подобных нашему. Пусть тебя они вдохновляют и помогают тебе!

То, что меня ожидает, — не оставляет меня в покое. Я чувствую себя маленьким и ничего не значащим и потому я снова преклоняюсь перед тобой и прошу сдержать себя во имя нашей любви, во имя всего того, что нас вдохновляло, что нам принесло столько радости и надежд; во имя того, чему мы жертвовали себя, и во имя тех, которые живут и борются за тебя и меня.

Будем достойны их!

Надеюсь, что мое последнее письмо хоть немного утешит тебя, потому что мне нечего сказать тебе, кроме одного: ты была у меня единственной, которую я сильно любил и люблю.

Обнимаю и целую тебя с большой любовью и ласкаю тебя со всей нежностью и прощаюсь с тобой уверенный в том, что из своей жизни ты сделаешь пример, достойный нашего прошлого, наших идеалов, нашей дружбы и нашей любви.

Любящий тебя твой муж».

Поставив свою подпись и отложив письмо на край стола, Теодоро начал писать ответ Тишкову:

«Уважаемый Арсений Васильевич!

Сердечное спасибо за теплое письмо, которое передал мне Иван Федорович. Он ознакомил меня с вашими планами и пожеланиями. Думаю, что в основном смогу выполнить ваше поручение. Буду стараться, как окаянный, не жалея себя. А это всегда приносило мне ожидаемый результат.

Жизнь у меня сейчас не ахти какая: живу, как погруженный в помойную яму, — среди червей и прочей твари и с трудом переношу это мое «ослепительное» окружение. И чем больше совершаю прорывов, тем глубже, мне кажется, попадаю в эту яму. И. когда выбираюсь на поверхность, вернее на край поверхности, как, например, сейчас в Вене, то чувствую себя как новорожденный. Местные товарищи — Остап [185] Чернявский Виталий Геннадьевич – сотрудник венской резидентуры. Серов [186] Оганисян Христофор Георгиевич – сотрудник венской резидентуры. , Аркадий [187] Кравцов Евгений Игнатьевич – руководитель венской резидентуры. и Дик [188] Соколов Игорь Васильевич – сотрудник венской резидентуры. были добры и снисходительны ко мне, и каждое их рукопожатие было для меня как большая награда. Перед встречей с И. Ф. они дали мне московские газеты и свежий «Крокодил». Почитал это все, и получилось так, будто Москва не только у вас, но и везде, где встречаешь советских товарищей. После встречи с ними уже не жалеешь, что не удалось мне поехать к вам.

С И. Ф. обо всем договорились, он сообщит об этом сам. Ваш привет Луизе будет для нее тоже большим подарком. А за московские лакомства особое спасибо.

Юзик».

Вложив письмо в конверт, и написав на нем «вручить лично т. Стояну», Иосиф задумался: «А как поступить с посланием Луизе — сразу тоже законвертовать и заклеить или оставить для контрольного прочтения полковнику Ширяеву?..» В этот момент словно разгадавший его мысли Ширяев вошел в зал и тихо спросил:

— Все подготовили для передачи в Центр?

Григулевич кивнул.

— Личное письмо Стояну я заклеил в конверт, а это, которое писал по представленным вами тезисами, можете прочитать. Вдруг я что-то упустил.

Ширяев молча и внимательно разглядывал Иосифа, как разглядывают загадочную картину. «Можно только позавидовать смелости его суждений и высказываний, не говоря уже о владении им яркой и впечатляющей речью. Странно и непонятно, зачем было жертвовать таким классным разведчиком-нелегалом? — подумал Иван Федорович. — С его посольскими возможностями мы могли бы еще долго получать для Советского Союза важнейшую политическую информацию закрытого характера… А мы вот режем теперь курицу, несущие золотые яйца…»