Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса: между орденом и тюрьмой

Пройдя через Бутырки и зону, где он занимал весьма статусное и авторитетное положение, Сергеич тем не менее пригласил меня, чтобы вновь не попасть на этот проклятый и в его понимании круг. Огромные по тем временам зарплаты и по предприятию, и по кооперативу должны были выплачиваться максимально безопасно, желательно по закону. Основная прибыль зарабатывалась на пластмассовом литье, включая пуговицы и другую фурнитуру. Но на госпредприятиях на эту продукцию устанавливался налог с оборота и примерно 70–80 % выручки от продаж шло в бюджет государства. На арендные предприятия и кооперативы это правило архитекторы новой экономики распространить забыли, и все деньги шли в карман коллектива, в основном на зарплату главарей, но кое-что оставлялось и на развитие… Так что за три года моей работы вместе с «тренером» выросли мы очень неплохо. Впоследствии всё наработанное, и оборудование, и арендованный цех, «по понятиям» остались у главного, у директора. Никто и не претендовал. Хотя по закону о кооперации собственность принадлежала всему коллективу. Но «понятия» в России и в ту пору, да и сейчас намного выше любого закона.

Работа на маленьком предприятии в составе примерно трёх сотен человек, после многотысячных оборонных гигантов, была в каком-то смысле шагом назад, и отец ужасался, на что я трачу время, но, с другой стороны, «тренер» помог преодолеть жёсткие социалистические стереотипы и свёл меня с рыночными бойцами, которые должны были помочь в камчатском старте.

В общем, моя первая бизнес-бригада сформировалась, как в сказке: дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку… вытянули «рыбку». Ещё один член нашей бизнес-группы, кажется, Сергей, тоже при социализме человек бывалый, а значит, опытный рыночник, дружил с аэропортом и мог в любой момент пригнать самолёт за рыбой.

Операция, при таком составе — из старых рыночных бойцов и меня как финансиста с немалым кредитом, была обречена на быстрый успех. Прибыль договорились разделить по справедливости, то есть поровну, не забыв про «тренера»-директора. По чековой книжке были приобретены билеты Иркутск — Хабаровск — Петропавловск-Камчатский, и мы с несокрушимым чувством оптимизма взмыли в небо.

Не прошло и суток, как нас приветливо встретила Камчатская земля. Лично я уже бывал здесь лет двадцать назад студентом, когда ездил в геологическую экспедицию. Правда, тогда опыт был не очень радостный — лётную погоду для маленького самолёта в Корякский автономный округ мы ждали недели две. Информации, как это у нас водилось, не было, и ночевали мы чаще прямо в аэропорту. А когда сильно повезёт — в соседнем общежитии: спать на чистой кровати тогда было блаженством.

Но, как говорил Блок, «всё миновалось, молодость прошла», и в этот раз нас ждала достаточно комфортабельная гостиница с номерами на двоих. Когда я селился в комфортный номер, то почему-то всегда вспоминал наши родные больницы недавнего времени, где люди почти любого уровня и достатка лежали в жутких казарменных душных комнатах по двадцать и более человек, в том числе и тяжелобольные, стонущие, а иногда и принародно уходящие в мир иной. Не забуду, как один раз, лет в 37, и я попал в такую «гостиницу» с небольшой температурой, но вроде бы с воспалением лёгких. К вечеру мне стало понятно, что утром, без сна, я встану более чем больным. Из разговора с врачом выяснилось, что лечат в больнице, ставя системы, но есть и старый, дедовский способ: каждые четыре часа — пенициллин. Часов в десять вечера моё терпение лопнуло. Вспомнил, как раненый Тёркин, споря со смертью, доказывал, что он боец «ещё живой», но, глядя на соседей, тут же перефразировал слегка: я боец, пока живой! Двери больницы оказались заперты, врач непреклонен. Тогда через окно и через забор я выбрался из заточения. Радостно вдохнул свежий воздух свободы и предосенней Ангары. Квартира в тот вечер показалась раем. Личная жизнь у меня в ту пору, после потери сына, была основательно запутана, и ставить уколы я научился по телефону. Через неделю пенициллиновой терапии следов воспаления не было. А может быть, его и не было вовсе, ошибки бывают и погрубей. У моего друга, естественно, под наркозом, разрезали как-то не ту ногу.

Может, КПСС и советским правительством жуткие условия в больницах поддерживались для дополнительного стимулирования занятий физкультурой, поголовной сдачи норм ГТО и укрепления таким образом здоровья нации? Чтобы выйти из такой больницы здоровым, запас прочности, по-моему, должен быть богатырский…

В гостинице, как и ожидалось, мы поселились нормально. Однако назавтра весь наш благостный сценарий стал рушиться. Оказалось, что человек, который должен был посодействовать, в это время находился в другой части страны. Благо что удалось до него дозвониться, и он дал нам координаты самых надёжных бирж, что представлялось нелишним, поскольку бирж в ту пору в каждом городе расплодилось столько, сколько было, наверное, во всей Америке. Делали всё по-русски: если уж создавать что-то, так во всём стараясь обогнать Запад! Поэтому в каждом городе свои услуги предлагали если не десятки, то около десятка бирж, правда, качество их работы сложно назвать совершенным. И Камчатка не была исключением.

Компьютерная техника в начале девяностых годов ещё не достигла должного уровня, и сведения о товаре надолго залёживались в базе данных, оказываясь «светом далёкой звезды», которая давным-давно мертва, но «свет» от неё в виде информации гуляет с компьютера на компьютер, от одного посредника до всех последующих. При попытке выйти на поставщика нередко выяснялось, что товар продан и лишь данные о нём ещё живы.

Пересмотрев все возможные варианты, пройдя целый ряд посредников, мы убедились, что приобрести рыбу не так просто. Снова звонок предпринимателю, которого не оказалось в городе, и он делится с нами номером телефона своего приятеля, который как рыба в воде разбирается в камчатских связях.

Парень этот, звали его, по-моему, Николай, оказался на месте и не отказал в поддержке. Назавтра мы уже вместе пошли по новому кругу поиска рыбы, но убедились лишь в том, что эпоха тотального дефицита слишком медленно уползает в прошлое.

Николай оказался неплохим человеком, у него был богатый опыт работы, правда, не в рыбной отрасли, а в ресторане — музыкантом. Через это заведение он и знал людей, которые имели отношение к рыболовству, к сейнерам и т. д. Но проработка нашего вопроса с ним в течение нескольких дней тоже успеха не дала — свободного товара не было. Рыба, как правило, оказывалась плановой, разнаряжалась и распределялась помимо рынка, помимо нас или уходила по каким-то другим каналам и связям.

Мои друзья, у каждого из которых, в отличие от меня, был уже и какой-то другой бизнес, и уютные квартиры, и семьи, а в них дети, загрустили и приняли решение возвращаться в Иркутск, увозя с собой весь багаж рыночного опыта, на который я так рассчитывал. Их отъезд напоминал чем-то бегство батьки Махно, попавшего в непредвиденную переделку. Мне, признаюсь, было стыдно пуститься в обратный путь с пустыми руками — и дома, и в банке, и на предприятии, и отец, что тоже немаловажно, знали, что я отправился на Камчатку за рыбой! Столько вёрст пролететь, оплатить всем билеты и вернуться ни с чем! Позор! Предыдущий жизненный опыт мне подсказывал, что не важно, чем и где заниматься, а важно, как заниматься и на какую глубину пахать. Прибыль и, как я убедился позже, даже поэзия есть буквально во всём, нужно искать. Результат может появиться буквально из ничего, как в стихотворении Георгия Иванова: