Азарий Плисецкий - Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

«Лепешинская была маленького роста, с громадной головой, с толстенькими ногами и коротенькими ручками. Например, ей дали „Лебединое озеро“. Это смотреть было невозможно, потому что это было антихудожественно. Но она как-то умела с директором ладить. Вечно в директорском кабинете сидела. У нее был друг или поклонник, не знаю, Солодовников, который сначала был заместителем директора, а потом — директором Большого театра».

Однако участие Ольги Васильевны в моей судьбе переоценить трудно.

Я помню ее с детства, еще до моего поступления в хореографическое училище. Носясь с мальчишками по асфальтовой площадке перед домом, я часто встречал Лепешинскую, спешившую на репетицию. Однажды она даже провела меня в Большой театр через служебный вход на закрытый показ кинокомедии с изумительным актером Дэнни Кеем. Такие показы время от времени устраивались для артистов и администрации театра. Оборудованный над царской ложей кинопроектор оживлял на заднике исторической сцены кадры редких американских фильмов, которые никогда не выходили в советский прокат. Один из таких фильмов я и увидел благодаря Ольге Васильевне. Уже тогда она почему-то выделяла меня из всей когорты мальчишек.

Когда в 1957 году, пройдя все круги ада, я все-таки поступил в Большой театр, Лепешинская уже постепенно сходила со сцены. Выступала она редко. Поэтому гастроли в Китае, приуроченные к десятилетию КНР, стали для нее одной из последних заграничных поездок в составе труппы Большого. В моей же только начинающейся артистической жизни гастроли в Поднебесной были первым крупным путешествием за рубеж.

В Китае Ольга Васильевна получила телеграмму от Полины Семеновны Жемчужиной, которая вместе с мужем пребывала в соседней Монголии, куда опальный Молотов был фактически сослан на дипломатическую службу. Жемчужина приглашала Лепешинскую дать несколько выступлений в Улан-Баторе. Для этого Ольга Васильевна организовала небольшую группу артистов, в которую вошли Дима Бегак, Наташа Рыженко, Ксения Слепухина. Выбрав именно меня в партнеры для па-де-де из «Дон Кихота», Лепешинская, конечно, очень помогла мне. Это партнерство стало для меня настоящим трамплином в профессиональную жизнь, поскольку редкому танцовщику в его первый же сезон в театре доводилось встать в пару с примой-балериной.

Когда труппа Большого театра после гастролей в Китае вернулась в Москву, мы, нашим усеченным составом, отправились из Пекина в Улан-Батор.

Принимали нас в Монголии очень радушно, поскольку гастролеры нечасто заглядывали в эту страну. Удивляться этому не приходилось — в 1959 году в аэропорту Улан-Батора, который был, разумеется, местного значения, не предусматривалась даже взлетно-посадочная полоса. Наш ИЛ-14, оснащенный не колесами, а лыжами, приземлился прямо в заснеженном поле. Когда самолет закончил скольжение, я увидел в иллюминатор, как открылась дверь черного ЗИМа, встречавшего нас, и из него вышел Вячеслав Михайлович Молотов с женой. Лепешинская спустилась, начались объятия давно не видавшихся старинных приятелей.

Разместившись в ЗИМе, мы поехали по степи. Мелькали какие-то юрты, город долго не показывался. Наконец приблизились к небольшому правительственному особнячку, который стоял один-одинешенек в чистом поле в километре от Улан-Батора. Это оказался дом Чойболсана. В нем нас и поселили. Внутреннее убранство коттеджа поражало роскошью, а всегда накрытые столы ошеломляли изобилием: коньяк, фрукты, шоколад! Каждый вечер к нам приходил Молотов. Тогда я еще не мог знать, что его подпись стоит на расстрельном списке, в котором значилось имя моего отца. Впрочем, он, вероятно, и не помнил об этом, ведь сколько таких списков было подписано его рукой!

Мы выступали в зале местного Дома культуры. Больше всего мне запомнились буддийский храм, находившийся в юрте, и универсальный магазин, построенный для монголов дружественными китайцами. Универмаг с лестницами из настоящего мрамора был, пожалуй, единственным островком цивилизации в этом дремучем заснеженном краю. Однажды на моих глазах в этот магазин пытался въехать пьяный прямо на коне. Но у несчастной лошаденки на скользком мраморе разъезжались ноги. Всадник-монгол страшно злился и разгонял нагайкой всех, кто хотел прийти на помощь распластавшемуся животному.

Оказалось, что в Улан-Баторе существует балетная студия, которую вел Лев Борисович Соколов. Он был родоначальником монгольского балета, находившегося тогда в зачаточном состоянии. Конечно, группу артистов Большого театра во главе с Лепешинской пригласили оценить уровень подготовки юных монгольских танцовщиков. Лев Борисович показывал нам своих воспитанников, а мы еле сдерживались, чтобы не засмеяться, настолько это было далеко от совершенства. И только дипломатичная Ольга Васильевна делала какие-то незначительные замечания, чтобы не обидеть педагога и не смутить танцовщиков.

Позже мы с Лепешинской объездили многие города СССР и несколько раз гастролировали за границей, в социалистических странах. Когда приходило время отправляться в поездку, за нами присылали правительственный ЗИС, чтобы отвезти в аэропорт. Эта привилегия полагалась Ольге Васильевне как генеральской жене. Ее супругом был Алексей Иннокентьевич Антонов, генерал армии, начальник штаба всех войск СССР и без пяти минут Маршал Советского Союза. Эти пять минут растянулись на всю его оставшуюся жизнь, которая оборвалась в 1962 году. Маршальских звезд Антонов так и не получил, чему отчасти была виной Ольга Васильевна, обвиненная во время гастролей Большого театра в Брюсселе… в воровстве. Дело в том, что, взяв с прилавка какую-то шляпку, она попыталась выйти из магазина, вероятно, забыв заплатить. Тут ее и задержали. Случился страшный скандал! Наутро все брюссельские газеты разместили на первых страницах фотографию Лепешинской и Антонова с соответствующими заголовками. Скорее всего, Ольга Васильевна унесла шляпку случайно, однако это досадное недоразумение стоило Алексею Иннокентьевичу больших неприятностей.

Лепешинская обладала искрящейся динамикой и природным обаянием, имея при этом не самые совершенные данные. Танцевать с ней было очень легко благодаря ее огромному опыту. Ольга Васильевна многое открыла мне именно в партнерском искусстве, я прислушивался к ее советам, которые позднее очень пригодились мне как в преподавательской деятельности, так и в работе с другой примой-балериной — Алисией Алонсо.

Каждый раз, возвращаясь в Москву, я звонил Ольге Васильевне. Иногда она приглашала меня в гости, в свою квартиру около Белорусского вокзала. Всегда была весела и приветлива, очень элегантна, с аккуратно уложенными волосами и неизменными кольцами на тонких пальцах. Словом, женщина до мозга костей. Однажды Ольга Васильевна, посмотрев на свои руки, украшенные тяжелыми перстнями с изысканными многокаратными камнями, с горечью произнесла: