Владимир Шпинев - Реаниматолог. Записки оптимиста

Мы все подготовили для интубации трахеи, но я понимал, что его анатомия настолько изменена, что, ежели я дам наркоз и полезу в ротовую полость, я его убью. Расслабленные под анестезией мышцы перестанут дышать, а мои манипуляции усилят отек гортани. Несколько лет назад в мою смену поступила женщина с раком гортани, ЛОР-врач попытался сделать трахеостому, а я попытался ввести трубку в трахею, ничего не получилось, она умерла. А здесь я не мог сделать подобную ошибку и решил, что необходимо резать горло и ставить трахеостомическую трубку сразу, под местной анестезией.

Однако опыта постановки трахеостомы у меня нет. Я вызвал хирурга из отделения и ЛОР-врача из дома. Но время работало против пациента, и я обработал шею спиртом, лидокаином обезболил область операции и уже было собрался взяться за скальпель, зашел хирург:

– Ну че, давай резать, – спокойно так, обыденно произнес опытный хирург.

Я не возражал, но в это время забежала ЛОР-врач и взяла на себя эту функцию. Надо сказать, хорошо, что более опытные коллеги помогли, поскольку, разрезав кожу, про себя отметил, что кровь стала синей от гипоксии и пульс взлетел под сто шестьдесят в минуту, больной потерял сознание, раковая опухоль уже изменила анатомию шеи, и я вряд ли бы нашел трахею. Пульс стал урежаться, давление поползло вниз, он умирал, не минуты решали все – секунды, я взял ларингоскоп, собравшись со своей стороны попытаться вставить хотя бы тонкую трубку в трахею. С большим трудом доктор наконец рассекла трахею, воздух в смеси с кровью с шумом Ниагарского водопада засосало в дыхательные меха пациента.

Поставив трубочку, мы обнаружили, что диаметр ее был мал и была большая вероятность того, что через сутки она забьется и придется ее менять, а это бывает очень сложно на отекших оперированных тканях. Поэтому после передышки мы сразу заменили трубку на больший размер. Вскоре пациент очнулся, сердце заколотилось спокойно, а уставшие мышцы легких медленно и с удовольствием расправляли грудную клетку.

Утром его перевели, дав еще возможность пожить на этом свете…

Мы вот привыкли, что суицид – это дело молодых, старики чтят каждый день на этом свете, но нет, иногда к нам поступают и пожилые, и совсем старые пациенты.

Это на самом деле совсем печально, вряд ли пожилой человек будет кончать жизнь из-за любви, да и действительно, люди в возрасте, прожившие многие годы, пережившие невзгоды и радости, просто так не будут кончать жизнь. Да, можно их действия скинуть на синильную деменцию, но тех пациентов, что я видел и если они выжили, их выбор был продуманным, не навязанным неведомыми голосами из воспаленного сознания. Они кончали жизнь из-за безнадеги. Чаще это дети доводят их до крайнего поступка, горькие пьяницы, клянчившие последние деньги у доведенных до отчаяния родителей.

Недавно в нашем отделении спасли мужчину за семьдесят. Зачем ему нужен был такой досрочный уход, я не знаю, но удивляет жестокость, с которой он себя убивал. Ударил себя ножом в грудь и живот, разрезал легкое и кишечник. Коллеги не бросили старика умирать, привезли, прооперировали и спасли его. Будем надеяться, что сей факт был обусловлен мимолетным помрачением, в результате стресса, и он одумается, поживет еще.

Вообще печально то, как государство решает финансовые проблемы, это происходит не за счет строительства новых предприятий, разработки новых технологий, а решает проблему нашими пенсионерами. Всеми силами старается, чтобы пожилой человек так и не добрался до пенсионной кормушки, хотят, чтобы наш человек пахал до гробовой доски, пока не свалится. Мы, наверное, так и не увидим, когда пенсионер будет просто растить розы или фруктовые деревья на своем садовом участке ради собственного удовольствия, а не горбатиться на огороде ради выживания, проговаривая: «День год кормит».

Печально это.

Так и хочется добавить знаменитое: «Денег нет, но вы держитесь». Держатся они, куда ж они денутся, наши пенсионеры.

Пожилой мужчина в мою смену поступил. Сердечник.

Везут бедолагу синюшнего, задыхающегося от недостатка кислорода. Изношенное сердце лишь на треть силы способно прокачивать кровь. Щуплое, доходяжное тело диссонировало с большим животом, это асцит. Сердце не успевает прокачивать кровь, жидкости некуда деваться, как не в окружающие ткани, органы в животе плавают, будто рыбы в аквариуме, им там, судя по узи, вольготно – почти десять литров жидкости. Однако и тяжко, им срочно нужен кислород, он им жизненно необходим, но сердце не может дать достаточную порцию, оно экономит силы. Экономит так, что отключилась двигательная функция, мужчина уже и не встает, чуть что – задыхается и теряет сознание.

Тяжко мужичку, ох как тяжко. Он и прилечь не может, только сидя дышится легче. Кислород, мочегонные, нитраты, противосвертывающие препараты, подразгрузили малый круг кровообращения, стало легче дышать.

– Доооктор, – протяжно прохрипел мужчина.

– Я вас слушаю…

– Доктор, я хочу почитать книжку, – уже более отчетливо попросил он.

– Пожалуйста, у нас в наличие детективы, любовные романы вам нельзя, сердце не позволит, – полушутя ответил я.

– Нет-нет, мне это уже неинтересно, мне бы Библию почитать…

– Но…

– У меня есть эта книжка, вам жена должна принести.

– Ну хорошо, придет, попрошу, чтобы принесла.

– Спасибо, а можно мне на ночь снотворное? Я иногда сутками не могу уснуть.

– Да, конечно.

К вечеру мужчина смог принять горизонтальное положение, уснул.

Утром стало легче дышать, мужчина выспался, но глобально мы уже не сможем ему помочь. Ему ранее предлагали сделать аортокоронарное шунтирование, отказался, может, и зря, может, хоть бы качество жизни было другим.

Иногда бывают болезни, которые ставят под вопросом мои коллеги, почему мои коллеги, а не я, да просто не забывайте – я реаниматолог, я диагнозы не ставлю, вернее, ставлю, но неофициально, я ставлю синдромальный диагноз и отталкиваюсь от него.

Ну, то есть поступает пациент без сознания, задыхается, и у него низкое давление. Выставляю – синдром полиорганной недостаточности (дыхательной, сердечно-сосудистой, церебральной). Ему назначаю препараты для стимуляции сердечной деятельности, подключаю к ИВЛ, стараюсь улучшить мозговой кровоток. И по большому счету, мне не совсем важно, отчего это все произошло. Нет, это важно в плане прогноза, но тактика лечения примерно одна и та же. И чем тяжелее пациент, тем меньше препаратов мы назначаем, нам не нужен винегрет с неизвестным действием, нам нужны только проверенные и жизненно необходимые процедуры, которые будут стопроцентно бить по мишени.