Юлий Квицинский - Время и случай

Насколько я понимаю, П. А. Абрасимов докладывал о готовящейся смене власти в ГДР в Москву, пытаясь при этом внушить мысль о целесообразности замены Ульбрихта. Однако эта его деятельность встречала, мягко говоря, настороженную реакцию в Москве. Когда же группировка Хонеккера поставила вопрос об отставке Ульбрихта, положение П. А. Абрасимова стало весьма щекотливым. Политбюро ЦК СЕПГ никогда не решилось бы проголосовать за отстранение Ульбрихта, не имея на то прямого согласия Москвы. Более того, наши дисциплинированные немецкие друзья предпочитали вообще такой вариант: уйти со сцены Ульбрихта должен лично уговорить Брежнев. Но в Москве были весьма далеки в тот момент от такой мысли.

Как всегда в таких случаях, возник неизбежный вопрос, а откуда здесь вообще растут ноги и какова при этом роль советского посла. Анализ поступавших от Абрасимова телеграмм вполне позволял сделать вывод: посол может рассматриваться если не как инициатор, то во всяком случае как активный соучастник готовившегося дворцового переворота. Но зачем он был нужен, этот дворцовый переворот, в такой ответственный момент развития ГДР? Чем был плох Ульбрихт? Разве он не проявил себя на протяжении всех прошедших лет как безупречно верный союзник? И потом, что такое Хонеккер? Во многих отношениях он представлялся фигурой и менее надежной, и менее предсказуемой.

Против замены Ульбрихта на Хонеккера высказалось несколько членов нашего Политбюро, причем с особенно резких позиций, как говорят, выступил тогдашний Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный. Над головой Абрасимова сгущались тучи. Дела его были очень плохи. К такому заключению я пришел после того, как однажды очень осторожный в кадровых делах А. А. Громыко вдруг в моем присутствии сказал, что он, видимо, ошибся в Абрасимове как в человеке и коммунисте. Вместо осуществления линии ЦК КПСС в ГДР он занялся совершенно неуместными интригами, и за это ему придется отвечать. Это значило, что министр защищать Абрасимова, если речь зайдет об его отзыве, не будет.

Я, приехав в Берлин на продолжение четырехсторонних переговоров, разумеется, предупредил его о надвигающейся опасности. Он и сам знал о ней, но, видимо, не думал, что вопрос стоит так остро. Правда, обратного хода у него не было. В случае провала группы Хонеккера, его судьба была бы решена. Поэтому он продолжал прежнюю линию, одновременно направляя в Москву все новые бумаги с доказательствами целесообразности смены Ульбрихта. В составлении некоторых из них участвовал и я.

Собственно, для меня в тот момент было ясно, что к власти в ГДР пробивается группа так называемых «KZ»-ников — тех партийных функционеров, которые провели тяжелые времена фашистского правления не в эмиграции и не в тиши коминтерновских кабинетов, а в тюрьмах и концентрационных лагерях. Между этими двумя категориями немецких коммунистов всегда существовало определенное внутреннее напряжение. Хонеккер был типичным представителем «KZ»-ников, которые в отличие от эмигрантов были менее склонны ставить верность Москве выше интересов собственной страны. В этом плане он был более люб, чем Ульбрихт, тому второму эшелону молодых функционеров СЕПГ, которые все больше выдвигались на руководящие позиции в районном и окружном звене и начали проникать в центральные органы партии. Эти люди, конечно, сначала думали о благе своей ГДР и лишь во вторую очередь о том, как к их действиям отнесется Москва. Приход к власти Хонеккера, систематически окружавшего себя кадрами из ССНМ, был чреват усилением национал-патриотических настроений и стремлений к большей самостоятельности в политике ГДР.

Однако, учитывая наличие в партии крепких просоветских традиций, сильную зависимость ГДР от связей с нами во всех областях, можно было надеяться, что развитие этих потенциально опасных тенденций можно будет удерживать в определенных рамках. В то же время сохранение у власти Ульбрихта, не имевшего уже большинства в политбюро ЦК СЕПГ, и неминуемый в этом случае разгром с нашей помощью группы Хонеккера, скорее всего, привели бы к перетряхиванию всей партии и массовому избиению кадров в партийных и государственных органах ГДР. Политически это навредило бы нам в глазах населения ГДР, да и было совсем не ко времени. Не этим в тот переломный момент в истории ГДР надо было заниматься. К тому же не было никаких гарантий, что при такой массовой чистке наверх не вылезут люди случайные, положиться на которых можно будет еще в меньшей степени, чем на тех, кого вел за собой Хонеккер. Когда глубоко пашут, первой наверх всегда пробивается крапива, а не всходы благородных растений. Истина эта известная, которая часто забывается, но всякий раз находит себе новое подтверждение.

Подробности дальнейшего рассмотрения этого весьма щекотливого вопроса в Москве мне не известны. Однако постепенно чаша весов склонилась в пользу Хонеккера. В Москве Ульбрихту посоветовали проявить понимание ситуации, что было равносильно рекомендации уйти в отставку. Ульбрихт не мог ослушаться. Думаю, это было бы не в его традициях как человека, для которого непререкаемым авторитетом — не из страха, а из убеждения — был ЦК КПСС. К тому же мнение Москвы предрешало голосование по этому вопросу на политбюро ЦК СЕПГ.

3 мая 1971 года пленум ЦК СЕПГ единогласно избрал Хонеккера первым секретарем партии. В. Ульбрихт просил пленум освободить его от обязанностей первого секретаря. Он сослался на преклонный возраст и невозможность продолжать свою деятельность, исходя из ответственности перед Центральным Комитетом, партией и народом ГДР.

Первое время после этого все обстояло наилучшим образом. Хонеккер немало способствовал заключению четырехстороннего соглашения, активно и гибко вел переговоры с ФРГ, деятельно взялся за продвижение идеи социалистической интеграции в рамках СЭВ. ч Л. И. Брежнева он просил рассматривать ГДР де-факто как одну из союзных республик СССР, включать ее в таком качестве в наши народнохозяйственные планы.

Однако Хонеккеру были нужны успехи, причем прежде всего во внутренней политике. От этого зависело утверждение его авторитета как нового лидера. Кроме того, он полагал, что экономика ГДР имеет существенные внутренние резервы и достаточно динамична для того, чтобы совершить рывок вперед, обеспечив рост благосостояния населения и показав другим социалистическим странам пример осуществления некоторых назревших реформ. Эта амбициозная программа была выдвинута через месяц после прихода к власти нового первого секретаря ЦК СЕПГ — на VIII съезде партии в июне 1971 года.

После этого были приняты существенные меры по улучшению материального положения населения ГДР. Денежные доходы граждан республики возрастали ежегодно на 4 процента, был повышен уровень минимальной зарплаты, увеличены пенсии, размер оплачиваемых отпусков, отпусков по беременности, развернута широкая программа жилищного строительства, начато сооружение многочисленных спортивных комплексов и общественных зданий. Было решено также провести ускоренное обновление машинного парка промышленности ГДР.