Келли Френч - Джунипер [История девочки, которая появилась на свет слишком рано]

Я каждый день благодарила Господа за чудо, но все, что помогло ему совершиться, было вокруг меня, было рядом. Наука, благодаря которой она зародилась в чашке Петри. Акушеры, которые приостановили мои схватки. Аппарат, который дышал за нее.

Дженнифер, подарившая нам яйцеклетку. Майк, державший меня за руку. Трейси, внимательная к мельчайшим деталям. Диана с ее безграничным оптимизмом. Мой муж, упорно читавший серию книг из четырех тысяч страниц и веривший, что конец стоит того, чтобы его дождаться и что в итоге мы окажемся все вместе.

Ким и другие медсестры, которые прибегали, когда я кричала, и которые учили меня смотреть на ребенка, а не на монитор. Раньше я не понимала, как быть матерью ребенка, похожего на героя научно-фантастического романа. Эти люди научили меня всему. Джунипер научила меня.

Если вы скажете, что это и есть чудо, я, пожалуй, с вами соглашусь.

Однажды за обедом я обсуждала все это с другом Стивеном. Он был лишь слегка старше меня, но гораздо мудрее. Он первым навестил Джунипер в тот день, когда она родилась, и дал нам понять, что готов принимать участие в жизни этого ребенка и находиться рядом с нами в самые тяжелые моменты. Стивен тоже был частью чуда.

Он поднял глаза от арахисового соуса и сказал мне, что я кое-что упустила.

«Любовь — это чудо, — сказал он. — Чудо заключается в том, что мы способны любить друг друга. Вот и все».

Конечно, это и было главным. Каждый день с Джунипер был чудом. Она изменила наш мир. Теперь я была матерью. И понимала, что это значит. Теперь это были не просто детские фантазии.

Том стоял на кухне в семейных трусах и ковырялся в фильтре для кофе.

— Дорогая, ты в предвкушении? — спросил он.

— Да, — ответила я.

25 октября 2011 года. Сто девяносто шестой день жизни Джунипер!

Дом сверкал чистотой. Машина помыта. Собака тоже. Это было наше последнее утро вдвоем в этом доме.

— Да, но в предвкушении ли ты? — спросил Том. — Хочешь кофе? Сегодня она будет плакать в нашем доме.

Он замолчал, глядя на фильтр для кофемашины, с помощью которой он готовил напиток каждое утро на протяжении более пяти лет.

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал он.

— Никогда не видел фильтра для кофе?

Он был таким усталым. Мы забыли, что такое нормальная жизнь. Но она должна была вскоре измениться.

— Мне просто положить его туда?

— Да, все верно.

Трейси приехала в больницу в середине своего отпуска. Пришла Ким. Доктор Шакил взяла Джунипер на руки. Анна-Мария в последний раз помяла ей плечи. Медсестры, социальные работники, консультанты по грудному вскармливанию, специалисты по дыханию и практикант-гастроэнтеролог собрались в нашей палате на шестом этаже северного крыла. Том читал седьмую главу седьмой книги о Гарри Поттере. Диана напомнила нам, что никогда не сомневалась, что этот день настанет.

Джунипер была одета в красную пачку и боди. Затем она изгадила весь свой наряд, и Трейси организовала срочное купание, после которого достала из своей большой сумки боди с Гарри Поттером, которое сшила сама.

В очередной раз Трейси спасла ситуацию. Наконец Ким и Трейси вместе отсоединили Джунипер от всех проводов и мониторов. Они убрали датчики с ее груди и сняли пульсовой оксиметр со стопы.

Мы посадили Джунипер в автомобильное кресло и понесли к выходу. Не было ни кресла-коляски, ни воздушных шариков, но разве это важно? Мы с Томом шли бок о бок, а Трейси шагала позади нас.

«Она не будет знать, кто из нас ее мама, пока мы не сядем в машину», — сказала я Трейси абсолютно серьезно.

В лифте мы обсуждали, кто будет ее выносить (Том до двери, а потом я). Пару, которая ехала с нами в лифте, это насмешило. Мне было интересно, как долго они находятся в больнице. Я хотела узнать, что не так с их ребенком. Кистозный фиброз? Больное сердце? Помню, как, подходя к больнице поздно вечером, я смотрела на освещенные окна и думала обо всех ужасах, происходящих внутри. Там рушились миры и открывались черные дыры.

Теперь я понимала то, чего не понимала раньше. Там ежедневно происходили и потрясающие вещи тоже. Они случались там всегда, еще задолго до того, как у меня появился повод обратить на это внимание. Теперь это было с нами, но наш ребенок был не единственным, кому необъяснимым образом удалось выкарабкаться. Я представить себе не могла, что подумала Джуни, когда двери распахнулись, врачи остались позади и перед ней открылся целый мир.

Так много солнца.

Такое бесконечное небо.

Время ложиться спать. Она теплая, ее голова лежит на предплечье матери, а правая рука в темноте тянется к отцу. Ее дыхание мягкое, а ресницы такие длинные, что щекочут матери щеку.

«Расскажите мне историю, — говорит она. — Расскажите, как я была маленькой».

Всегда одна и та же просьба. Каждый вечер.

— Когда ты была маленькая, то жила у мамы в животе, — начинаем мы свой рассказ. — Там было тепло и безопасно. Тебе там нравилось. Ты плавала. Мы с тобой разговаривали. И пели тебе.

— Я хотела выйти оттуда.

— Да. Ты сильно пиналась, чтобы тебя выпустили. Мы очень испугались, потому что ты появилась на свет очень рано и была совсем крошечной. Ты еще не была к этому готова.

— Эй, — говорит она, неожиданно сев и рассердившись. — Я там не готовилась.

— Не доросла. Еще не до конца выросла.

Она снова ложится.

Мы рассказываем, как впервые увидели ее в больнице. О Трейси, Ким, Диане, докторе Шакил, докторе Жермене и других людях, которые о ней заботились. Мы не говорили о том, что считали ее вдохи и что продолжаем это делать до сих пор.

— Ты жила в инкубаторе.

— Как маленькие цыплятки.

— Да, как цыплятки.

Ей четыре года. Она просыпается ночью, чтобы проверить яйцо, из которого весь день пытался вылупиться цыпленок. Мы относим его наверх, чтобы она могла наблюдать за ним из постели. Она светит своим маленьким фонариком в темноте.

«Привет, цыпленочек!» — кричит она и неистово машет рукой.

Яйцо светло-зеленого цвета, среднего размера и с дырочкой наверху размером чуть меньше монеты в десять центов. Оттуда выглядывает темный глаз, а затем закрывается, чтобы немного отдохнуть. Длинный желтый палец ноги высовывается из отверстия в скорлупе.

Джунипер — это грязные ботинки, сколотый лак на ногтях, вафли, визгливый смех, рассыпанные блестки, поцелуи с чмоканьем, улетевшие воздушные шарики. Она катается на лошадях, карабкается по скалам, пинает переднее сиденье в автомобиле, активно жестикулирует при беседе и разговаривает во сне, обычно о Гермионе.

«Смотри! — говорит она. — Не злись, это так здорово».

Она стыдит старших детей на занятиях по гимнастике своими стойками на руках и оборотами на перекладине. Ей нужно помочь забраться на нижнюю ветку дерева рядом с детским садом, но, как только она оказывается на ней, она мгновенно взбирается на вершину, смотрит на других детей, которые выше ростом, и говорит: «Так карабкаться вы сможете, только когда будете такие же большие, как я».