Петр Худяков - Путь к Цусиме

"Морск. Сборн", 1907 г. № 2.

В № 302 "Рус. Вед." за 1906 г. была помещена следующая статья:

"Вся атмосфера, из которой возникло дело Небогатова, была пропитана легкомыслием, халатностью, распущенностью и, как ни страшно это слово, преступлением. Мы говорим не о том преступлении, за которое судился адм. Небогатов и за которое он номинально приговорен к смерти, как номинально были приговорены к ней спутники адм. Рожественского, отделавшиеся очень легким наказанием. Мы говорим о всей обстановке отправления эскадр Рожественского и Небогатова от Либавы до Цусимы, о том, что предшествовало отправлению и сопровождало его. Если бы надо было еще доказывать, что режим мрака и молчания неизбежно выращивает ложь, преступность и не создает почвы для проявления душевного величия, достаточно было бы для этого взять в качестве одного из самых веских доказательств Небогатовское дело. В каком состоянии были наши военные суда, наши орудия, наша морская служба и умелость обращаться с орудиями перед отправлением в воды Тихого океана, об этом достаточно рассказали и подсудимые, и свидетели; об этом ярко свидетельствует и напечатанное в газетах письмо адм. Бирилева. Где кончалось легкомыслие, с какого пункта начиналось преступление?.. И в полном соответствии с добросовестностью и обдуманностью строивших, снаряжавших, отправлявших было отношение к делу и у самих отправляемых. Корабли негодны, — ясно; орудия стары, — это бросается в глаза; снарядов недостаточно и для обучения, и для боя с неприятелем, — этого не надо доказывать. И тем не менее идут в бой… В этом можно бы видеть своеобразное понимание долга, своего рода величие духа, готовность погибнуть ввиду очевидной негодности того строя, для которого служил и в силу которого верил. Но негодный строй, опирающийся на легкомыслие, ложь, хищение, не может создать в начальниках даже такого величия духа. Нам незачем вспоминать цусимскую историю, не только позорную страницу в истории нашего флота, но и печальное свидетельство о том, какого рода слуг отечества создает старый порядок. Они связаны с ним нерасторжимыми узами, и нельзя осудить одних, не призвав к суду всего создавшего их строя. Виноваты не отдельные лица, виновата вся система; и если бы адм. Небогатов был приговорен к смерти не номинально только, едва ли нашлись бы люди, которые признали бы подобный приговор справедливым… Цусимская эпопея пришла к концу. О ней можно было бы не вспоминать больше, если бы этот финал был концом старых злоупотреблений и старого порядка. Но на перегнившей почве уже поднимаются новые крепкие отростки прежних сорных растений. Мы видим уже ясно очертившиеся фигуры новых крупных хищников, но не видим мер, направленных к уничтожению старого; и над будущим России снова поднимаются силуэты прежних темных сил, которые привели нас к Цусиме"… [ Дополнение, сделанное Петром Кондратьевичем в 10 главе второго издания этой книги, уже после набора основного текста ].

Это стихотворение было напечатано в приложении к "Нов. Врем." от 15 июня 1905 г. и посвящено памяти поэта-лейтенанта Случевского с броненосца "Александр ІІІ-й"; специально к нему относящаяся строфа здесь выпущена. П. X

В бухте Камран 6 апреля 1905 г. продавались телеграммы агентства Рейтер, сообщавшие, что бой между эскадрами уже состоялся, и что Русские со своей стороны потеряли два миноносца и два крейсера — "Aвpoру" и "Донского"… (см. Политовский, стр. 220).

О поднятии уровня общего развития своих граждан Япония озаботилась заблаговременно; там теперь почти нет безграмотных. А в России по всеобщей переписи 1897 г. оказалось: число грамотных мужчин — 30,6 %, женщин — 9,3 %; всех грамотных круглым счетом 40 %. Из них получили среднее и высшее образование 2,43 % (мужчин — 1,47 %, женщин — 0,96 %). — "Русское Богатство", 1905, № 7.

В нашей Маньчжурской действующей армии числилось около 89 % неграмотных, тогда как японские солдаты все грамотны , свободно читают топографические карты, умеют начертить на бумаге схему, чего не умеют делать у нас и многие офицеры ("Вестн. Eвp.", 1905, № 8, стр. 789).

Народная масса была у нас безграмотна; а военное министерство "в непрестанной заботливости о развитии грамотности" отпускало от своих щедрот на обучение солдат грамоте по 10 коп. в год на человека ("Вестн. Евр.", 1905. № 11, стр. 380).

На главном перевязочном пункте флагманского корабля "Суворов", под броневой палубой его, спустя один час от начала боя:

…"Палуба была полна ранеными. Возможно, что здесь их было больше, чем на всей японской эскадре. Они стояли, сидели, лежали… Иные — на заранее приготовленных матрацах, иные — на спешно разостланных брезентах, иные на носилках, иные просто так… Здесь они уже начинали чувствовать. Смутный гул тяжелых вздохов, полузадушенных стонов разливался в спертом влажном воздухе, пропитанном каким-то кислым, противно-приторным запахом… Свет электрических люстр, казалось, с трудом пробивался через этот смрад… Где-то впереди мелькали суетливые фигуры в белых халатах с красными пятнами на них… И к ним поворачивались, к ним мучительно тянулись, от них чего-то ждали все эти груды тряпок, мяса и костей… Словно отовсюду, со всех сторон поднимался и стоял неподвижный, беззвучный, но внятный, душу пронизывающий призыв о помощи, о чуде, об избавлении от страданий, хотя бы… ценою скорой смерти"… (Кап. Семенов, стр. 74).

В шестом часу, за два часа перед тем, как "Суворов" был потоплен Японцами, на подошедший в нему миноносец "Буйный" перегрузили только адмирала в его штаб… А все другие раненые и все герои, работавшие на "Суворове", были оставлены на произвол судьбы и пошли ко дну вместе с броненосцем.

Морской министр Бирилев распорядился перевести всех офицеров этого отряда на 1/5 берегового оклада, в том числе и раненых до сдачи кораблей неприятелю. Для младших офицеров это сводится к содержанию в 8 р. в месяц. Ни к Рожественскому, ни к его штабу в свое время эта мера применена не была; они получали жалованье, квартиру, отопление и освещение (см. "Нов. Bp.", 1906, №№ 10.722, 10.783, 10.791).

He больше внимания и гуманности проявляли военное в морское ведомства и к семьям убитых героев. Жены офицеров о смерти мужей узнавали часто от полковых казначеев, которые сразу прекращали осиротелой семье выдачу содержания "за выбытием г-на офицера из строя по случаю смерти"… Так было долго в военном ведомстве, а в морском — еще оригинальнее: штаб в С.-Пб. знал, что под Цусимой погибло "много", но в течение двух месяцев не знал, кто именно погиб; поэтому, чтобы не вышло какой ошибки, перестал семьям выдавать содержание всем; а кто жив, тому предоставлялось доказывать законным порядком, что он еще не умер… Инженер Демчинский 20 августа 1905 г., т. е. спустя три месяца после боя, в канцелярии главного штаба морского ведомства в С.-Пб. узнал лично, что "жалованье семьям гг. офицеров не платят потому, что в штабе нет еще донесения о Цусимском бое от старшего адмирала (он сам — в отпуску, а его заместители — на даче), поэтому канцелярия не знает, кто жив и кто погиб", a полученные японские и французские сведения не могут служить для нее оправдательным документом перед контролем ("Русск. Богат.", 1905, № 9). Какая удивительная заботливость о показном контроле копеек и рублей, когда кругом без всякого подчинения контролю уплывают сотни тысяч и миллионы рублей!..