Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

– Это уже ограничение моей свободы, – Энгельс притворялся недовольным, – так просто это не делается, мне надо подумать, и вы сами понимаете, что такое ограничение должно быть хорошо компенсировано.

Ради этой компенсации Энгельс решил продержаться еще год.

Как раз в те дни Марксу исполнилось пятьдесят лет.

«Как бы там ни было, поздравляю с полувековым юбилеем, от которого, впрочем, и меня отделяет лишь небольшой промежуток времени. Какими же юными энтузиастами были мы, однако, 25 лет тому назад, когда мы воображали, что к этому времени мы уже давно будем гильотинированы», – написал Энгельс в Лондон.

Дженни, Лаура и маленькая Элеонора любили приезжать в Манчестер в гости к Энгельсу. Энгельс знал их секреты, писал каждой отдельные письма.

Когда двадцатипятилетний креол, родившийся на Кубе, Поль Лафарг сделал Лауре предложение, Маркс сказал:

– Теперь ты стал женихом Лауры и тебе надо познакомиться с Энгельсом.

Лаура и Лафарг сразу после выхода «Капитала» написали о нем во французских газетах. Они перевели на французский «Манифест Коммунистической партии», статьи Маркса и Энгельса. Лафарги жили в Бордо и работали во французских секциях Интернационала.

Особенно часто приезжала к Энгельсу Тусси, Элеонора. Она любила гулять с рыжим сеттером Энгельса. И в письмах к ней сеттер всегда отпечатывал свою лапу. Энгельс руководил ее чтением, и вместе они прочитали много старинных книг.

В июне 1869 года Энгельс вывесил специальный календарь и зачеркивал в нем каждый день. В конце месяца был нарисован смеющийся пляшущий человечек.

Вечером тридцатого июня Тусси и Лиззи накрывали на стол, а Энгельс дописывал очередную страницу в будущую книгу об истории Ирландии.

Лиззи сообщила по секрету, что несколько недель назад у них в доме прятался ирландский революционер, который пытался отбить своих товарищей, перевозимых на казнь.

– Только Фреду ни слова, он рассердится, если узнает, что я выдаю тайну.

Энгельс как раз закончил писать.

– О чем это вы тут шепчетесь, мисс Тусси? – спросил он.

Лиззи растерялась, но Тусси сразу нашлась:

– Мы боимся, Генерал, а вдруг вы передумаете завтра?

– Ни за что в жизни! Даже если Эрмен захочет подарить мне всю фирму. С проклятой коммерцией покончено!

Утром Элеонора услышала громкое пение.

– В последний раз! В последний раз! В последний раз! – распевал Энгельс на разные мотивы, надевая сапоги.

– Вы меня пораньше встречайте и не забудьте охладить шампанское! – крикнул он уже из-за ворот.

Несколько раз Лиззи выходила посмотреть на луг, который был перед воротами, но Энгельс пока не возвращался.

Наконец когда они вышли вместе с Тусси, то сразу увидели его на другой стороне луга.

– Счастливая ты, Тусси, как вместе с тобой вышла, так и Фред появился, – проговорила Лиззи.

Энгельс шел, размахивая тростью и слегка пританцовывая.

– Генерал, вы не передумали? – крикнула Тусси.

– Я свободный человек, ура! – ответил им Энгельс издалека.

Бывший полковник, бывший член тайного революционного общества «Земля и воля» и бывший друг политического преступника Чернышевского, отбывавшего каторгу в Сибири, Петр Лаврович Лавров – автор знаменитых статей по педагогике, философии и автор противоправительственных стихов в «Колоколе» Герцена три унылых года проживал в забытом богом уездном городишке Кадникове.

Городок стоял среди северных лесов и болот Вологодской области на речушке Кадьме, и единственный шум создавали в нем лишь ветер, коровы, петухи да три церкви, перезванивавшиеся колоколами в положенный час.

В Петербурге у него были блестящие лекции перед публикой, выступления в защиту студентов. Все это оборвалось четвертого апреля 1866 года с выстрелом Каракозова в царя Александра Второго, выходившего после прогулки из Летнего сада.

Петр Лаврович вместе с сотнями вольно думающих российских людей был арестован, судим военным судом и сослан в глушь.

От прохожих гуляк в Кадникове на ночь окна закрывали ставнями. Сквозь узкие щели из кабинета Петра Лавровича на темную улицу выбивался свет – хозяин работал постоянно, и к январю 1870 года его большой труд «Исторические письма» был почти закончен.

И каждый день он мечтал о побеге. План побега был наконец составлен. Петра Лавровича ждал в Париже Герцен, чтобы немедленно ввести в круг заграничных партий. Оставалось дотянуть до первого зимнего снега.

Но первый снег выпал, за ним – второй, а потом и сугробы намело под окнами, а Петр Лаврович оставался в Вологодской глуши. Скоро пришло известие: зятя, который хотел организовать побег, и самого арестовали, засадили в Петропавловскую крепость, где со дня на день он мог скончаться от чахотки.

Жить без надежды – мучительно, обнадежиться и потерять надежду – мучительней вдвойне.

В январе 1870 года к дому Лаврова приблизился широкоплечий гигант в форме отставного военного. Лавров увидел его в окно кабинета, вышел в сени, критически осмотрел черкеску и дворянскую фуражку вошедшего, загородил дверь и холодно спросил о цели посещения.

– Я от вашей дочери, приехал проведать по ее поручению… – начал было отставной офицер.

Но в ту же секунду к дому подошли новые гости из местных жителей.

Лавров пригласил их всех в дом. Военный представился отставным штабс-капитаном Скримутом и принялся увеселять компанию новейшими петербургскими анекдотами.

«Обаятельный, но слишком уж легкомысленный человек!» – думал о нем Лавров.

Гостям штабс-капитан понравился чрезвычайно, они пытались вести его к себе, тот обещал сам зайти к ним попозже. Едва за гостями закрылась дверь и Лавров начал было фразу: «Так чем я обязан, господин Скримут?», как военный вытянулся и громовым голосом произнес:

– Я не Скримут и не штабс-капитан, я – Лопатин, бежал в Ставрополе из-под ареста, а сейчас готов увезти вас в Париж. Собирайтесь немедленно.

– Но позвольте, я, конечно, готов, но нужны документы, официальные бумаги, – растерялся Лавров.

– Бумаги выправлены. Фальшивые, но вполне приличные. Вас будут звать доктор Веймар.

– В таком случае поехали сначала в Вологду. В целях конспирации я отдал туда переписывать свои рукописи.

– В Вологду нельзя, вас там узнают. Рукописи заберу я сам, – деловито ответил Лопатин. – Завтра рукописи будут у нас, а вы – собирайтесь в путь.

В назначенный вечер Герман Александрович Лопатин подвязал щеки Лаврова платком, подложив еще и вату, – не сбривать же из-за побега бороду, но и вид надо принять неузнаваемый. Мать Лаврова, прикрыв ставни, поставила в кабинете свечи, чтобы все думали, что сын, как обычно, работает, перекрестила обоих, и скоро они уже мчались в санях по глухой лесной дороге.