Владислав Микоша - Я останавливаю время

Из Америки вылетели Леваневский и Ушаков, но, не долетев до Ванкарема 30 километров, попали в пургу, самолет обледенел и с высоты 2 тысячи метров перешел в штопор… Машина разбилась, а пилотов доставили в Ванкарем на собаках.

Из Владивостока идет пароход «Совет» с летчиком Красинским и его дирижаблем на борту.

В Каменке на Охотском сидят летчики группы Водопьянова.

Из Ленинграда вышел ледокол «Красин».

Летчик Бабушкин прилетел из лагеря Шмидта в Ванкарем. 3 апреля на самолете У-2 с летчиком Гореловым — вместо его бортмеха — я поднялся в воздух на пробный полет и съемку антуража. 4 апреля уже была готова к полету вторая группа самолетов. На следующий день поступило известие, что самолет Демерова найден в 30 километрах от Анадыря. Когда местными усилиями самолет завели для доставки его на Анадырский аэродром — Демеров поднялся, улетел и не вернулся обратно.

В тот же день 7 марта получили из Москвы приказ Куйбышева брать самолеты У-2 на борт и идти в бухту Провидения.

8 апреля начали грузить самолеты, но поднялась пурга.

Сегодня получили известие о том, что Каманин и Молоков вывезли пять человек из лагеря Шмидта, а летчик Слепнев в лагере подломал машину и остался на месте. Ура! Наши со «Смоленска» первыми вывезли пять человек — не считая Ляпидевского.

9 апреля «Смоленск» снялся с якоря и покинул уже порядком надоевшую Олюторку. Снова начались поиски прохода среди ледяных полей…

В 12 часов дня 14 апреля пересекли 180-й меридиан и вошли в Западное полушарие. Кромка льда вывела нас к американскому острову Матвея, но льды перегородили нам путь, и мы вынуждены были повернуть назад.

Не дойдя 100 миль до острова Лаврентия, вновь начали искать возможности пробиться изо льдов. Иногда за весь день только и делали, что разворачивались на месте — чтобы корабль не вмерз во льды.

15 апреля 1934 года я отправил очередную радиограмму в газету:

«Радиограмма газете «Красное знамя». Владивосток

В ответ на решение правительства о втором займе 2-й пятилетки ударный п/х «Смоленск», штурмующий полярные льды, созвав экстренное собрание экипажа, летной экспедиции постановил единогласно подписаться на 200 % основного оклада и вызвал на соцсоревнование идущий впереди п/х «Сталинград». После собрания объявили аврал на дополнительную подписку, в результате чего дали стране 34 400 рублей.

Владислав Микоша».

Уже с Ванкарема в Уэлен вывезли всех челюскинцев, а мы все «тыкались» в непроходимые льды. Теперь до полного спасения недостает только нашего «Смоленска». Нас самих впору спасать. Нам обещают дрейф до июня, а на носу майские праздники. Выбрали комиссию для подготовки к Первомаю… Если даже через месяц мы сумеем выбраться отсюда и прийти в бухту Провидения, чтобы забрать челюскинцев, то и тогда только через месяц можно надеяться попасть в Москву, к маме… К радистам ходили по нескольку раз в день — нет ли весточки?..

«Смоленск» начал обмерзать. Начались разговоры, что делать на случай, если льды раздавят «Смоленск»? — Летчики могут улететь, каюр на собаках. Экипаж на лед под шлюпки. А все остальные пешком на американский остров Лаврентия — он ближе всего.

Со «Сталинграда» получили сообщение: борт парохода получил вмятину, полопались несколько шпангоутов. Где-то далеко у Панамского канала «топает» нам на помощь ледокол «Красин». Но это так далеко, что когда он подойдет, мы можем уже либо высвободиться из ледового плена, либо последовать за «Челюскиным»…

Все время думаем, как лучше провести 1 Мая. Музыкальных инструментов у нас всего-навсего балалайка, гитара и мандолина. Есть сломанный патефон с до хрипа заезженными пластинками.

Радист Лисицын со своей службой обещал к Первомаю дать грандиозный концерт… В ожидании праздника заметно, как у всех поднялось настроение. Собирались в каютах, шутили, пели песни — почему-то все грустные — украинские и русские народные. С особым чувством пели:

23 апреля. «Красин» прошел Панамский канал и полным ходом шел к нам — до нас ему «каких-нибудь» 25 дней. Мы уже не двигались, лишь рвали вокруг себя аммоналом лед — когда особенно начинало «стискивать».

И вдруг 27 апреля лед стал расходиться, и «Смоленск» очутился на чистой воде, посередине небольшой прогалины, затем вышли в большую прогалину и полным ходом на норд. 29-го вновь «заклинило». Но на «носу» был праздник, и команда начала «чистить перышки»: мылись, стриглись, гладились. Началась уборка на корабле. Радисты обещали транслировать парад с Красной площади, но у нас он будет в три часа ночи.

Накануне праздника весь день обкалывали лед вокруг корабля. До чистой воды рукой подать, из Америки получили радиосводку о том, что от бухты Провидения до самого Лаврентия — чистая вода.

Начали развешивать по кораблю праздничные флаги. Праздничное утро началось для меня скверно — дикой головной болью, видимо, вчера перестарался, отогреваясь спиртом. В одиннадцать снял короткий митинг, после чего все отправились в кают-компанию на торжественный обед, а я полез на мачту и почти с самого клотика снял сквозь флаги праздничный «Смоленск». Во время обеда произносились торжественные речи и тосты и, конечно, — «За вождя и учителя, родного Сталина». Потом пели, потом был обещанный концерт, потом, разгоряченные, отправились на спардек танцевать. Танцевала даже мишка Машка, которую пригласил суровый представитель особого отдела Лукьянов.

Так и прошел праздник, который закончился трансляцией с Красной площади.

6 мая идем полным ходом, курс норд, по абсолютно чистой воде…

7 мая в туманной дали появились суровые контуры Чукотки. Свинцовые тучи ровной линией срезали верхушки снеговых сопок. Все хотели видеть долгожданную землю, к которой с таким трудом пробивали путь в течение двух месяцев.

На мостике — наш бессменный капитан Вага. Его обветренное лицо, похудевшее от бессонных вахт, посветлело, на губах впервые за много дней появилась улыбка. Я снимаю его на фоне Чукотки.

— Тихий ход! — говорит он в переговорную трубку и со звоном переключает рубку телеграфа.

— Сейчас будем входить в бухту Провидения. Снимите непременно — красота исключительная. Жаль только, пасмурно.

Вдруг налетел порывистый ветер с туманным мокрым снегом. Все исчезло, растаяли сопки, и мощный гудок потряс сырой воздух, покатилось, долго не замирая, многоголосое эхо… Новый порыв ветра снял снежную завесу, и перед нами открылась большая, покрытая льдом бухта с крутыми черными ребрами белых сопок.

«Смоленск» тихо вошел — словно в лунный кратер — и отшвартовался у ледяного припая.