Василий Авченко - Фадеев

Но до Ракитного еще далеко. После неудачной разведки и гибели Метелицы партизаны с боем занимают Ханихезу. Она — где-то между Малиновом и Ракитным, у впадения Быстрой в Малиновку, причем скорее — на Быстрой, судя по созвучию «Ханихезы» и «Хаунихедзы». Рублева и Кулакова, впрочем, полагают, что под Ханихезой может скрываться Любитовка, о чем говорит наличие церкви.

В Ханихезу приходят — очевидно, из Ракитного — превосходящие силы белых. «Пока собирался и строился взвод, стрельба занялась полукругом до самой реки, загудели бомбометы, и дребезжащие сверкающие рыбы взвились над селом… Пулеметы затрещали вслед, и сразу запели над головами ночные свинцовые шмели».

Люди Левинсона уходят в тайгу. Впереди — трясина, ее приходится гатить. «Люди побросали горящие головни, которые они до сих пор несли почему-то в руках, увидели свои красные, изуродованные руки, мокрых, измученных лошадей, дымившихся нежным, тающим паром, — и удивились тому, что они сделали в эту ночь».

Бойцы прорываются к «государственному тракту на Тудо-Ваку» — очевидно, дорога от Ариадного до Дальнереченска — но там их ждет засада. На тракте, где-то в районе Ракитного, отряд разбивают наголову. В живых остаются 19 человек во главе с Левинсоном, которые выходят в обетованную долину Тудо-Ваки, чтобы «жить и исполнять свои обязанности».

Итак, вот путь отряда, его зигзаги неудачи с точки зрения современной топонимики: из Кировского или Больших Ключей Кировского района — на северо-восток, по рекам Быстрой и Малиновке — на север, затем на северо-запад, к Дальнереченску.

В 2013 году мы с товарищами попытались повторить маршрут Левинсона. Начали с Кировского, где нам помогли местные краеведы Александр Грицаюк и Сергей Денисенко. По их предположениям, штаб Левинсона вначале мог стоять у Марьяновки Кировского района — неподалеку от Крыловки и Больших Ключей.

Проехать в точности по маршруту не получилось даже на японском джипе Prado. Стояла «большая вода», грунтовые дороги размыло, мосты кое-где обвалились. Возможно, получилось бы летом — посуху, или зимой — по зимнику, но не в межсезонье. Качество дорог с фадеевских времен изменилось не сильно. Разве что, правда, гатить…

Пришлось ехать к впадению Хаунихедзы в Тудо-Ваку кружным путем — через Дальнереченск. Асфальт сменяется грунтовкой, в дорожных знаках на обочинах все больше пулевых отверстий (это не отголоски Гражданской — это охотники балуются), а в придорожных деревнях — старых «москвичей» и «запорожцев» советского выпуска. Дорога (тот самый Тудо-Вакский тракт) и речка Малиновка (прежняя Тудо-Вака) переплетены друг с другом, как лианы лимонника.

С селом Ханихезой остался вопрос. Ясно, что оно где-то у впадения Быстрой в Малиновку. Это может быть Любитовка, или Малиново, или Вербное, или Зимники. Любовь Андреевна Семенова, 38 лет отработавшая в библиотеке села Малинова, рассказала, что был и реальный поселок Ханихеза — выше по Быстрой, где валили лес. Она же вспомнила жившую в Мангоу (ныне Зимники) бабушку, уже покойную. Та в свое время рассказывала, как казнили комиссара Метелицу (его так и звали Метелицей). Произошло это не в литературной Ханихезе, а в реальном Ракитном, «в том месте, где сейчас аптека, а раньше был колхозный амбар»:

— Повесили у амбара и три дня не снимали. Людям подойти не давали. В селе стояли казаки из карательного отряда Ширяева.

«Разгром» — вещь художественная, но не выдуманная. Есть память местных жителей, есть партизанские могилы с фамилиями из «Разгрома». На здешних сопках и в распадках перемешаны литература и история, факты и вымысел, прошлое и настоящее. Стоит ли (да и возможно ли) отделять одно от другого — сомневаюсь.

«Бренча по ступенькам избитой японской шашкой, Левинсон вышел во двор. С полей тянуло гречишным медом. В жаркой бело-розовой пене плавало над головой июльское солнце».

Так и плавает до сих пор.

Левинсон — образ, сотканный из черт нескольких реальных партизанских командиров, — был ответом Фадеева на схематичное изображение коммуниста, уже принятое в тогдашней литературе. Сам Фадеев так говорил об этом: «Тип так называемого железного коммуниста в кожаной куртке или без нее, с челюстью железной или не совсем железной, но около этого… У нас есть целая серия неунывающих комсомолок и комсомольцев с кимовскими значками или без значков, но все это сущие близнецы, копирующие друг друга».

Его Левинсон — другой: живой, неказистый, невысокий, превозмогающий болезнь, но — железный человек и лидер.

Как писал Фадеев, основным прообразом Левинсона стал Иосиф Певзнер — «маленького роста рыжебородый и очень спокойный человек». Основным — но не единственным. Называют также Петрова-Тетерина, Губельмана — «дядю Володю» [226] Губельман узнается и во владивостокском большевике Крайзельмане, с которым держит связь Левинсон. , Мелехина [227] В воспоминаниях Мелехина «На Иман!» находим параллели с походом Левинсона: Мелехин идет долиной Ваки на северо-запад (Ариадное, Малиново, Ракитное), где встречается с карательной экспедицией белых. …

Внешний облик Левинсона срисован с Певзнера. «Он отличался таким маленьким ростом, что, если смотреть ему в спину, можно было подумать, что перед вами стоит не взрослый человек, а подросток лет 12–13», — вспоминал Певзнера Ильюхов. При этом борода закрывала всю грудь и достигала чуть ли не пояса. Был молчалив, «входил в разговор осторожно, скупо», взвешивал каждое слово. Известно фото Певзнера без бороды: усы, чуб, большие глаза, мягкое, не боевое, почти робкое выражение интеллигентного лица.

Левинсона зовут Иосифом (мужики говорят: «Осип Абрамыч»). Едва ли нужно видеть тут намек на Сталина. Во-первых, Иосифом звали Певзнера. Во-вторых, имя могло быть сохранено в силу «библейскости», важной для Фадеева, хотя советские литературоведы этого не замечали или не желали замечать.

Вместе с тем отряд Левинсона — далеко не «Особый Коммунистический» Певзнера. Дело не только в том, что у Певзнера он был пеший, а у Левинсона, как и у Петрова-Тетерина, где тоже повоевал Фадеев, — конный. И не в том, что основу отряда Певзнера составляло не сучанское «угольное племя», как у Левинсона, а рабочие Свиягинской лесопилки и Уссурийской железной дороги.

Важнее другое: отряд Певзнера был похож на регулярную часть. Он был образцовым, самым дисциплинированным. А у Левинсона — партизанщина в чистом виде: дезертиры, анархисты, склочники, гуляки. Кадровая работа пущена на самотек. Командир взвода Кубрак пьянствует, но Левинсон этого «будто не замечает», потому что заменить Кубрака некем. В сложный момент выясняется, что «весь отряд держится главным образом на взводе Дубова». Левинсон явно уступает Певзнеру как организатор.