Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Для освещения мечтаний Густава III представляют интерес описания героя Густава Адольфа, помещенные в пьесе. Эбба Брахе восклицает, обращаясь к своей наперснице Мерте Банер: «Я люблю только Густава Адольфа, а не короля, не героя, правящего судьбами Швеции. Его добродетели, его доброту, все, что завладевает сердцем наивным и добродетельным, слишком гордым, чтобы быстро отдаться, слишком нежным, чтобы суметь измениться, которое уверяет его в вечной любви Эббы Брахе».

Паромщик Юхан на Эланде восклицает перед пока еще анонимным королем: «Король победил? Слава Богу! Идемте все в церковь и возблагодарим Господа! Какая радость! Наш король победил, наш король победил и он невредим!»

Густав Адольф (в сторону): «Как это приятно видеть себя столь любимым!»

В заключение народной сцены на Эланде декламируется следующее:

«Все следуют за королем к берегу: Благослови Господь нашего доброго, нашего великого короля!

Юхан: Как он милостив!

Катарина: Как он верен!

Сигрид: Как он красив!

Мария: Как он чувствителен!

Эрик: Как он добр!

Свен: Как он храбр!»

Густав Адольф, пребывавший в отчаянии от потери Эббы Брахе, находит утешение у тех же верных подданных, которые умоляют его не искать смерти в бою с врагом, как он того желает: «Нет, не покидай нас, нет, живи для нас, наш добрый отец, наш добрый король!» И Густав Адольф берет себя в руки: «О небо! Признаю твою милость. Ты показываешь мне любовь моего народа, дабы укрепить мое сердце, разбитое любовью и печалью. Душа души моей! Ты, который направляешь все мои деяния! Любовь к Отечеству! К чести! Приди и оживи, наполни мое сердце, искорени из него всю слабость, утверди мое мужество и сделай меня достойным преданности моего народа». В заключительных репликах Делагарди преклоняет перед ним колена: «Мой король! Мой король! Ваши добродетели превосходят мои ожидания, мои надежды. ( Он встает ). Да ужаснутся враги отечества, да ужаснутся! Моя рука вооружена мечом Густава Адольфа; я непобедим!» Эбба Брахе обнимает ноги Густава Адольфа, когда он благодарит крестьян — они «возвратили меня к закону чести».

Среди шведских королей прототип в творчестве Густава III — просвещенный монарх во вкусе философов XVIII века. Автор — тот самый Густав, который в отрочестве был известен тем, что знал наизусть «Генриаду» Вольтера:

«Vaincre et pardonner» — побеждать и прощать. Это основная тема в драмах Густава III о Густаве Адольфе, повторяющаяся поза прощающего победителя, который кладет конец всяким партийным расколам. Поражает то, что действительным доказательством доброты и величия короля являются поклонение крестьян, простого народа. Трудно сказать, много ли сознательных демократических импульсов проявилось в этих описаниях. Нужно было принять позу доброго отца народа по отношению к своим детям, и Ульрик Шеффер обвинял Густава в том, что тот лишь притворяется таковым. То, что это не была совершенно фальшивая поза, видно по попытке либерализовать в 1778 году положение о слугах. С другой стороны, речь никогда не шла о том, что простой народ должен иметь равные с дворянством права, — ложный Ларе Спарре обнаружил свое недворянское происхождение тем, что был грубым и необразованным; истинный Ларе Спарре доказал свое дворянское происхождение благородством нрава вопреки всякому воспитанию. Это что-то из старого представления о том, что глас народа — глас Бога, представления, лежащего в основе написанных Густавом III сцен из народной жизни. Память о народном ликовании на стокгольмских улицах 19 августа 1772 года, всегда, вероятно, была в нем жива. Единственной добродетелью отдельных представителей народа являлось быть просто и бездумно преданными и благочестивыми. Но во всем этом имелась благоприятная почва для того, чтобы делать ставку на недворян в борьбе против враждебного дворянства, если окажется невозможным «calmer les factions» [29] Унять недовольных. и простить всякое их сопротивление.

В перспективе были также планы относительно «Густава Васа». В представлениях Густава III Густав Васа был воинственным мстителем, тогда как Густав II Адольф — великодушным примирителем. Но в опере, какой она была написана в 1786 году, Густав Васа едва ли является главным действующим лицом, хотя она и носит его имя. На сцене доминирует со своей ненасытной кровожадностью и своей ненавистью к Швеции отпетый негодяй Кристиан Тиран, датский король. Пьеса не была рассчитана на придворный любительский спектакль, она осталась в набросках в ожидании более высоких целей. Ее основная идея — ненависть к Дании и датскому королю, и она вскоре действительно станет актуальной.

В общем и целом драматургическое творчество Густава отражает его мечтания, которые в это время становились все более и более преобладающими в рисуемом его воображением мире.

Ночью с 19 на 20 мая 1781 года Густав в одной рубашке сидел в своем кабинете Дроттнингхольма и пытался вызвать духов. Его доверенными лицами в этом предприятии были Адольф Фредрик Мунк и Юхан Кристофер Толль, занимавшие видное положение в организовавшемся вокруг герцога Карла мистическом братстве, к которому в это время присоединился и король. Густав описал этот сеанс в письме к Толлю от 25 мая, подписанном Corona Vindicata. Заклинание, несмотря на то, что проводилось с большой энергией, не удалось, но оно явно и не оказалось вовсе тщетным. «Когда я вышел во внешнюю комнату и снова надел свою обычную одежду, от очага, который далеко от комнаты, где я работал, послышался звук (annonce). Мунк, который за время моего длительного пребывания в кабинете не испытывал никакого страха, услышал, как он мне сказал, сильные звуки (annoncer). Вот что произошло в Дроттнингхольме». Мунк заболел ангиной и полагал, что это случилось от «нашей работы», и такое вероятно, поскольку в замке, кажется, в ту майскую ночь было очень холодно. «Должен, однако, добавить, — пишет Густав, — что я почувствовал себя гораздо спокойнее после окончания действа и что не получил полной уверенности в том, что странный контраст между моим физическим теплом во время действа и страшным холодом, царившим в комнате, совершенно снял сомнения в справедливости этого предположения». Письмо завершается опасениями в совершенной ошибке, которая как-то повредила Толлю и Мунку.

Помимо ангины Мунка, кажется тем не менее, что оба приятеля остались незатронутыми миром духов. Для главного из участников сеанса, Толля, мнимое общение с тем миром было, наоборот, предпосылкой успеха и повышения по службе. Его доверительные отношения с герцогом Карлом в мистических делах с очень большой степенью вероятности способствовали тому, что в 1780 году он заменил герцога в должности полковника Сёдрасконского кавалерийского полка. С 1777 года он был членом Военной коллегии, где очень энергично занимался реформами. Для Густава он был полезным сотрудником, но отнюдь не родственной душой. Неприятно язвительный склад ума и здравый реализм Толля вселяли в большинство людей неуверенность при общении с ним — герцогиня полагала, что он был злым. Поддержка мира духов была ценна в кругу соперничавших любимцев короля, где антагонисты Толля Армфельт и Шрёдерхейм превосходили его если не деловыми качествами, то обаянием и светскими манерами.