Михаил Ширвиндт - Мемуары двоечника

— Что ты любишь, Машенька?

— Я люблю фигурное катание!

— А ты, Петя?

— Эскимо на палочке.

— А что любишь ты, Толик?

— Я люблю ТРУД! — отвечает мрачный октябренок Анатолий.

И, наконец, такое: «Октябрята следят за чистотой своего тела и одеждой».

Санитар

Вот! Это важно. Символом октябрят был значок в виде пятиконечной звезды с «детским» портретом Ленина внутри. В связи с этим всех октябрят делили на «звездочки», по пять человек в каждой. В «звездочке» октябренок занимал одну из «должностей»: командир «звездочки», цветовод, санитар, библиотекарь, политинформатор или физкультурник. Понятно, что мне не светил ни командир, ни политинформатор. Мне снисходительно сунули белый мешочек с ватой, повязку с крестом и сказали:

— Будешь санитаром.

Я, конечно же, расстроился, но когда мне объяснили обязанности санитара, то жизнь засияла новыми яркими красками! Итак, я должен был по утрам стоять на пороге класса и проверять у всех входящих чистоту ушей и ногтей! Представляете! Уши грязные — я не пускаю! Будь ты хоть командир, хоть цветовод! При этом сам я мог не стричь ногти и не мыть уши, ибо, как сказал Жванецкий, «что охраняешь — то имеешь» (видите, вспомнил еще один радостный момент из школьной жизни).

Каждый санитар должен опцираца гупкой

Сохранилось письмо, которое я послал папе на гастроли. Оно характеризует степень моего увлечения гигиеной в «санитарный» период жизни, а также и уровень грамотности первоклассника Миши.

В свободное от ушей время я «плоховел». Это была самая распространенная запись в моем дневнике. За плохое поведение меня постоянно наказывали: то ставили в угол, то выгоняли из класса, то били линейкой, то оглоблей… (ну, тут я, пожалуй, перегнул палку, оглоблей — это родители). В общем, школа со мной боролась, а я боролся с ней. Однажды я, правда, перепутал школу и школьника, о чем очень сожалею. После занятий нас свели строем вниз к родителям, и я вдруг увидел, что меня встречает мой любимый дядя Вока! От радости и неожиданности я схватил своего соседа Тольку, подставил ногу и эффектно бросил его на пол! Я хотел похвастаться перед Вокой, какой я знаю приемчик… В итоге у Тольки — сотрясение мозга (легкое), а мне — нагоняй (сильный).

В общем, по окончании первого класса меня из школы по обоюдному согласию забрали.

В результате сложнейшего многоступенчатого размена (главным образом квартиры прадеда в Обыденском) мы с бабушкой и родителями въехали в отдельную трехкомнатную квартиру в высотке на Котельнической набережной.

И меня отдали в новую школу. Нет, не в знаменитую 10-ю «французскую», не в прекрасную 35-ю «английскую», которые находились по соседству, а в жуткую школу при Даниловском рынке! И ничего, что добираться до нее надо было с двумя пересадками, зато она располагалась по пути к маме на работу, и самое главное, в ней учился… вы ждете — Ленин? Не угадали, в ней учился Кутя! (который, кстати, рядышком с ней и жил).

Первые годы меня в «это» возила мама: то на трамвае, то на автобусе-троллейбусе, то на автобусе-метро. Потом, класса с четвертого, я стал добираться сам. Это произошло после небольшого утреннего скандала. Мама меня торопила:

— Давай быстрее! Уже 10 минут восьмого! Мы опаздываем!

— Нормально, — бурчал я.

— Миша!!! — кричала мама… И вдруг я заявляю:

— Все равно, когда я прихожу, школа еще закрыта.

— ???

— Ну да, мы с дворником дядей Геной всегда сидим и ждем…

— ???!!!

Пора в школу

Оказалось, что все эти годы мама была уверена, что мои занятия начинаются в 8 часов, и ей это было в самый раз, чтобы успеть на работу, а на самом деле первый звонок звенел в 8.30!

Что делать? К половине девятого мама меня везти не может — опоздает сама, бабушка слепая, я вроде бы еще маленький… Тупик! Ну, не папу же просить! В итоге на семейном совете решили, что не маленький. Подозреваю, что решающий голос принадлежал папе, который почувствовал нависшую над ним угрозу…

Вот в таких условиях приходилось работать. 4-й справа, 2-й ряд

Вот так нелепо закончилось мое детство!

Ах, эти черные зимние утра! Мама меня будила и сразу же убегала на работу, я плелся в ванную, садился на табуреточку, включал кипяток и грелся минут десять в пару, потом плескал водой на лицо, чистил зубы (зубная паста была уже выдавлена на щетку), там же надевал эту жуткую мышиную по цвету и по сути форму и влажный от пара тащился на кухню. В контейнере на столе лежал бутерброд, в сковородке на плите — два сырых яйца, спичечный коробок с вынутой спичкой — все это готовилось в расчете на мою чудовищную утреннюю лень. Я это кое-как поглощал, брал тяжеленный портфель и уходил в морозную утреннюю ночь! Светало только в середине первого урока, но задолго до этого по городу тянулись вереницы маленьких ни в чем не повинных замерзших серых существ! Кто-то из взрослых-садистов назвал эту печальную картину: «Тяга к знаниям».

Однажды утренняя темнота сыграла со мной злую шутку. я проснулся, совершил весь унылый ритуал, правда, завтрака на кухне не было, видно, мама забыла. Меня это нисколько не расстроило… «Что воля, что неволя — все одно». Я вышел из дома и пошел к автобусу, чтобы ехать к метро… Автобус все не шел… Поняв, что опаздываю, я побежал.

Минут через пятнадцать прибежал… Метро закрыто… Стал ждать… Подошел милиционер:

— Что делаем?

— В школу еду.

— Время видел?

— Неа.

Он показал мне на часы, которые висели прямо над моей головой… Было полпятого.

Я пошел домой… Пришел, лег, как был, в кровать, заснул… Каково же было удивление мамы, когда она пришла меня будить! Я спал одетый, положив голову на ранец!

Ну и, собственно, школа…

Взаимная ненависть возмужала и окрепла, и «плоховел» заполнил все поля дневника. Шла затяжная стратегическая война. Именно в этой школе с отвратительной «сталинисткой» директрисой, с пегим пучком на затылке, вовсю процветало подавление личности! Большинство педагогов были ей под стать, а я не мог с этим смириться, поэтому все годы пребывания в школе я старался победить в неравной борьбе. У меня совершенно не было времени на какие-то там занятия: надо было их обмануть, удачно прогулять, незаметно списать. До уроков ли тут! Тем более что дома меня ждали друзья и куча дел! Надо было слазить на телефонную станцию, где в помойке хранились сокровища — мотки разноцветной проволоки! Из проволоки получалась отличная оплетка для рогаток, и еще она была хорошей валютой в междворовых торгово-обменных операциях. Надо было добыть на стройке карбид и сделать из него водяную бомбу. Ну и конечно же, хоккей! Мы играли в хоккей корягами и консервными банками летом, самодельными клюшками на льду зимой, в жутких коньках «гагах», где нога подворачивалась при каждом движении… Хоккей был для меня всем!