Михаил Ширвиндт - Мемуары двоечника

— Ничего, — ответила она. — Заберете завтра.

Звоню на следующее утро.

— Да, да, я вас жду, — говорит Нина. Я уже собрался повесить трубку, как слышу, Нина с кем-то говорит:

— Что? Как это?! Не понимаю… Да нет, не может быть… — и, обращаясь ко мне: — Михаил, я вам перезвоню…

Отключилась. А потом появились первые новости. А потом шквал новостей. Когда я все же дозвонился до Нины, она мертвым голосом произнесла:

— Вы можете сдать свои акции по рублю за штуку. Извините.

То есть за час курс акций МММ упал в 127 раз!

То есть если бы я приехал, как и планировал, вчера, я бы получил $22 000!

То есть сегодня я могу за все акции получить 173 доллара!

Я сидел в офисе, машинально отвечал на звонки поставщиков и администраторов и думал: «Ну и что? Мир не перевернулся. Я сам во всем виноват. Я же знал, что этим все закончится. Ах, если бы я приехал вчера. Ну, ничего — прорвемся. Главное, что все здоровы!»

Но и тут я не угадал. Три дня я ходил «тревожный, но спокойный наружно» и заболел. Это было что-то вроде простуды, но с очень высокой температурой, которая с каждым днем поднималась все выше и выше. Через неделю мне было уже настолько хреново, что меня повезли в больницу. Сделали рентген — и на тебе! Двухстороннее крупозное воспаление легких! В июле, в самую жару!

В общем, антибиотики, капельницы, микстуры — ничего не помогает. Знаменитый академик Чучалин, осмотрев меня, сказал:

— У вас идеальная пневмония — пневмония бомжа, который заснул в луже и за ночь она замерзла.

Мой лечащий врач, а впоследствии подруга Надя Княжеская даже водила студентов показывать на мне хрестоматийную пневмонию.

Однажды она зашла с группой молоденьких девушек, показала на меня и спрашивает их:

— Какие признаки воспаления легких вы видите?

— Потливость, круги под глазами, белки красные, — как-то уж очень формально бубнят они, как будто им показывают картинку, а не живого (хорошо, полуживого) человека.

— А еще заострившийся нос, — пытаюсь поучаствовать в диспуте я.

Студентки даже не обернулись в мою сторону. А может быть, я ничего и не сказал… Дальше все помню смутно. Вдруг из меня полился пот, как у клоуна в цирке, струйками по голове… потом я куда-то поплыл… Потом Надя кричала на студенток:

— Быстро отсюда!

Потом мне беспрерывно меряли давление, температуру и кололи один укол за другим. Боли я не чувствовал, и это меня забавляло. Я вспомнил, как делал пластилинового ежика и втыкал в него спички, и подумал, что, наверное, выгляжу так же. Слышал какие-то непонятные термины… Удивило давление 50 на 20… А потом все. Никаких коридоров со светом я не видел. Просто открыл глаза и понял — жив. Вокруг стояли перепуганные врачи, а мне было хорошо. Впервые за две недели я испытал облегчение.

— Что это было? — прошептал я.

— Видите ли, — сказал врач, подбирая слова. — У вас очень быстро понизилась температура, и упало давление…

— Насколько понизилась?

— Ну… у вас она была 40,5, а стала — 34,2…

— Так не температура падает, — сказал я.

— А что?

— Так стынет труп!

И врачи облегченно захохотали — это был абсолютно их, медицинский юмор. И юмор выздоравливающего человека.

В общем, спасли.

Впоследствии все врачи сошлись на том, что болезнь возникла на нервной почве — последствия МММ. А ведь многих тогда не спасли. Очень много несчастных старичков и старушек поумирало в эти дни краха, не говоря о тех десятках людей, которые покончили с собой.

Их мне очень жалко. Не жалко себя. Я знал, что это обман, и все же влез. И не успел. И получил… Ну, в смысле, не получил.

Еще один интересный вывод я сделал во время болезни. Когда я попал в больницу, шел кульминационный период съемок «Летних людей». Сергей Урсуляк находился в Чехии, а мы осуществляли всестороннюю техническую и административную поддержку из Москвы. Я понимал: стоит мне на день выпасть — и все рухнет. Все связи будут утрачены — и конец производству.

И вот я выпадаю по полной программе. На два месяца. Из них один — в реанимации. И ничего! Съемки не остановились, и фильм получился замечательный. И я осознал, как эфемерны бывают наши амбиции. И что незаменимых не бывает!

И утвердился в этой мысли окончательно через год, гневно уйдя из телевизионной программы «Лотто Миллион».

Да, но сначала я туда попал. Позвонила мне как-то подружка Люба Шакс и говорит:

— Не хочешь попробоваться на ведущего в новом телевизионном шоу?

Конечно, я хотел! На телевидении я до этого никогда не появлялся, а тут еженедельное вечернее шоу, да еще в прямом эфире!

Иллюзий особых я не питал: претендентов уйма, все опытные, а я-то кто? Бывший никому не известный артист, да и только. Но пошел. И прошел. Выбрали меня.

Не думаю, что по блату: это был серьезный коммерческий проект, там на фамилию и не взглянули. Скорее всего, победой в конкурсе я был обязан своему богатому концертному прошлому: умение разговаривать со зрителями не по бумажке, а своими словами оказало мне хорошую службу.

И началось строительство программы. Именно строительство, так как внутри лотереи проводились всяческие конкурсы, игры и викторины. Организаторов интересовала только коммерческая часть: лототрон и шары с цифрами. Все остальное отдавалось на откуп мне. Я целыми днями придумывал с конструкторами разные механизмы для еженедельно меняющихся конкурсов, сочинял вопросы для зрителей, писал подводки и т. д. В общем, полный кайф! По телевизору шла круглосуточная реклама. Надо было «заставить» все население страны включиться в игру; объяснить, как заполнять билеты; убедить, что все уже практически миллионеры.

Деньги на все это расходовались бешеные. Производила программу молодая продюсерская компания «Мастер ТВ», и наше «Лотто» содержало проекты остальных трех участников коллектива. Это были Константин Эрнст с «Матадором», Леонид Парфенов с «Портретом на фоне» и Игорь Угольников с «Оба-На». Неплохо, да?

И вот, наконец, долгожданный эфир! Прошло все без сучка и задоринки: мы не подвели прямой эфир, вписались секунда в секунду. И на следующее утро я проснулся знаменитым! Как в плохом фильме. Меня узнавали везде: на улице, в магазинах, в кафе. Это узнавание никак не было связано с любовью и уважением, нет — просто подогретая бесконечной рекламой страна посмотрела эту передачу. Ну, и я был ее приложением. В дальнейшем, может, я и заслужил симпатии зрителей — не знаю, но тогда первая волна славы меня совершенно потрясла.

Я не заболел «звездной болезнью» ни тогда, ни после. Просто я с детских лет знал цену актерского труда и признания — как результата этого труда. Поэтому я с большим сарказмом отношусь ко всем этим однодневным певичкам, шутникам или футболистам, которые «звездеют» от первого появления на экране и с первых минут устало несут бремя своей «славы» — пока их благополучно не забудут.