Терентий Новак - Пароль знают немногие

Я ругал себя, что согласился на уговоры Настки и послал ее одну. Конечно, кое в чем она права: в одиночку выполнить задание было проще и безопаснее. В самом деле, у кого могла вызвать подозрение женщина, приехавшая в лесные села с предписанием дирекции фабрики, по распоряжению самого начальника промышленного отдела гебитскомиссариата! А появись в районе опасной для гитлеровцев зоны группа таких заготовителей, на нее сразу обратят внимание. Дороги там наверняка охраняются. Задержат полицаи, станут допытываться: кто послал, почему нет специального пропуска и всякое другое? Так не долго и до беды.

Перед отъездом Настки я и Луць согласились с ее, казалось бы, очень убедительными доводами. Теперь же мы оба волновались, жалели о том, что не послали с ней хотя бы Марию Жарскую или любую другую подпольщицу.

По нашим расчетам, Настка должна была уже вернуться в город, однако ее все не было.

Пока мы с нетерпением ждали возвращения Настки, из Рясников неожиданно прибыл связной. Уже по тому, что пришел не сам Прокоп Кульбенко, а незнакомый нам человек, по тому, что его сразу проводили ко мне в директорский кабинет, чего ни Луць, ни Шкурко прежде никогда не делали, я почувствовал что-то недоброе.

Прибывший из Рясников товарищ, печальный и заметно взволнованный, сел на краешек стула, некоторое время молча мял в руках шапку. Видно, его поначалу смутили и этот кабинет, и табличка «Директор» на двери, и вся обстановка, в которой он неожиданно очутился. Но, бросая на меня исподлобья подозрительные взгляды, он, вероятно, в эти минуты думал: если люди, которые его сюда привели со Скрайней улицы, правильно ответили на пароль, значит, все в порядке, хотя как-то не совсем обычно говорить о делах подпольщиков с директором фабрики, на которой делают валенки для немцев.

Связной назвал себя Иваном Оверчуком. Потом сказал, что пароль ему дал Прокоп Никитович Кульбенко. Прокоп предупредил его: «Если со мной что случится, иди с этим паролем в Ровно, разыщи на Скрайней улице дом номер шестнадцать и там объясни все, как было». Вот он и пришел. Потому пришел, что несколько дней назад они, рясниковцы, похоронили Прокопа Кульбенко. Хоронили втихомолку, глубокой ночью, а до того тело убитого двое суток лежало на улице, перед сожженным домом. В селе было полно бандитов, по этой причине сразу нельзя было похоронить: бандеровцы не давали...

Стычка с бандеровцами у хаты Христины Климчук была для Прокопа Кульбенко серьезным предупреждением. Ему не следовало возвращаться в родное село; я говорил об этом. Но он все же вернулся в Рясники. Правда, по словам Ивана Оверчука, последнее время Прокоп старался меньше показываться на людях, реже встречался с односельчанами. Знал, что бандиты поручили своим агентам следить за ним. Свой дом Кульбенко тоже обходил стороной: он мог стать для него западней. Поздно вечером стучал в дверь или окно хаты верного человека, час-другой разговаривал с ним, но из-за предосторожности ночевать не оставался; примерно к полуночи тайком, садами и огородами перебирался на новое место. Чаще всего остаток ночи проводил либо у Дмитро Кожана, либо у Ивана Герасимчука, своих надежных друзей.

Время от времени в селе появлялись машины с гитлеровскими солдатами. Солдаты окружали усадьбы Прокопа и некоторых других подпольщиков, находившихся на полулегальном положении, производили обыски, все переворачивали вверх дном и, не обнаружив никого из подозреваемых в связях с партизанами, уезжали. Как коршуны, кружили вокруг хат крестьян и бандеровцы, выслеживая тех, на кого точили зубы.

Для некоторых активистов сельской подпольной группы, в особенности для ее руководителя Кульбенко, жизнь в Рясниках становилась невыносимой. Однажды на нелегальном собрании подпольщиков в хате Романа Замогильного, после того как Прокоп Кульбенко доложил о намерении бандеровцев развернуть массовый террор против неугодных им крестьян и рабочих окрестных сахарных заводов, кто-то из собравшихся высказал мысль: не податься ли всем вместе за Случь, к партизанам. Бороться с врагом открыто, с оружием в руках все-таки легче, чем оставаться в селе и ждать расправы бандеровцев.

Предложение было заманчивым. Однако против него решительно выступили наиболее активные члены подпольной группы, в том числе и Кульбенко.

— В такое время, когда бандеровские головорезы готовятся к массовому террору, нельзя бросать село на произвол судьбы, — убеждал он товарищей. — Мы должны оставаться на месте, открывать людям глаза на то, что творят и собираются творить гитлеровские холуи националисты. Уйти за Случь, значит, смириться со всем этим. Пока зараза еще не очень распространилась, нам надо самим попытаться покончить с ней... Я, конечно, не могу никому запретить уйти к партизанам, — продолжал Прокоп. — Партизаны воюют за правое дело. Я и сам бы подался к ним. Но еще рано нам уходить.

Надо прищемить хвост местным бандеровским бандитам.

И подпольщики остались в селе. Им были известны некоторые главари националистических банд, действовавших в окрестных селах и хуторах, но они не знали места расположения их штаба: бандеровцы периодически меняли место своих сборищ. Подпольщики приняли решение разведать, где собираются бандеровские верховоды, чтобы при случае напасть на них и уничтожить. Распределили между собой обязанности, договорились, кто займется разведкой, кто подготовит оружие, когда собраться в следующий раз.

Хотя дело оказалось нелегким, но все же удалось установить, что бандитский штаб обосновался в селе Антополь, что в ночь на воскресенье главный вожак местных националистов, по прозвищу Батура, его подручный из СД Птаха, а также главари нескольких вооруженных шаек соберутся у старшего полицая для переговоров с заместителем начальника гощанского гестапо.

— Вот там мы и накроем их, — объявил Кульбенко своим товарищам в пятницу, когда они снова собрались у Романа Замогильного.

Когда расходились с нелегального совещания, было уже за полночь. В селе чувствовалась какая-то тревога, заливались лаем собаки.

Прокоп покинул хату Замогильного последним: видно, решил пробраться поближе к своей усадьбе, чтобы повидать жену... И как раз в это время в селе загремели выстрелы.

— Бандиты перехватили Прокопа на улице, — неторопливо и обстоятельно рассказывал Иван Оверчук. — Люди потом говорили, что на Кульбенко набросились одновременно шесть или восемь бандеровцев, хотели его сбить с ног и взять живым. Но он вырвался. Отстреливаясь из пистолета, бросился на огороды, побежал к Горыни. За ним гнались, то и дело грохали винтовочные выстрелы...

Тут случилось то, чего бандиты с трезубцами никак не ожидали. Прокоп бросился к своей хате и исчез. Стрельба стихла. Бандеровцы не могли сразу сообразить, куда девался Кульбенко. Никто не знал, что под хатой у него был тайник, который он устроил еще осенью сорок первого года, месяца через два после того, как пришли гитлеровцы.