Терентий Новак - Пароль знают немногие

Усаживаясь после осмотра фабрики в машину, он сказал мне:

— Фабрика должна работать, как хороший часовой механизм. Я видел в цехах несколько престарелых рабочих. Это не годится. Надо заменить их молодыми. Я видел, что во время работы некоторые разговаривают между собой, мужчины курят в цехах. Это непорядок. На первый раз делаю вам замечание. Если что-либо подобное повторится, все будут лишены продовольственного пайка. Так и передайте рабочим.

Переводя эти слова гебитскомиссара, Смияк терся возле «оппель-адмирала», надеясь, что господин Беер удостоит его чести, разрешит сесть в машину. Однако оберштурмбаннфюрер даже не глянул на переводчика, словно его и не было.

Сигналя, шофер осторожно вывел машину с Беером, Ботом и солдатами охраны за ворота, предупредительно открытые Михалом. Там «оппель-адмирал» развернулся и, набирая скорость, понесся в сторону гебитскомиссариата. Я облегченно вздохнул, опять посмотрел на часы: Беер и его свита пробыли на фабрике ровно сорок минут. Теперь надо побыстрее отделаться от Смияка. А он, как назло, не отставал от меня ни на шаг, давал различные указания. Видно, ему очень хотелось побыть в роли начальства: с ним, Смияком, дескать, шутки плохи, он — представитель промотдела, чуть ли не правая рука господина Бота. Волей-неволей пришлось вернуться в кабинет. Смияк уселся на диване и, казалось, не собирался оставлять меня в покое.

— Вы должны понять, пан Новак, что немцы придают сейчас особое значение нашей местной промышленности, — разглагольствовал он. — Фабрика валенок — одно из наиболее заметных предприятий в системе центральбюро. Ваша продукция...

— Наша продукция, — прервал я Смияка, — нужна зимой. Если доктор Беер уделяет ей столь большое внимание, то, очевидно, немецкая армия собирается продолжать войну в морозы и в этом году. Или, может, я ошибаюсь?

— Возможно, все возможно, пан Новак. Война действительно затянулась. Однако силы большевиков иссякают с каждым днем. Полагаю, предстоящая зима будет решающей. Не верю, чтобы наступление принесло русским какие-либо преимущества. Конечно, временных успехов они достигнут. Но это же агония, сопротивление обреченных!..

— Извините меня за неосведомленность, пан Смияк. Я не очень разбираюсь в военных делах. Но вы говорите, русские ведут наступление. Значит, это не большевистская пропаганда?

Смияк замялся, хотел что-то сказать еще, но в этот момент за дверью послышался тяжелый топот сапог. Помощник Бота быстро повернул голову в сторону двери. Моя ладонь легла на рукоятку пистолета в кармане. И все же за тот короткий миг, пока не открылась дверь, я успел подумать: «Если немцы пришли за мной, если в приемной гестаповцы, почему же Михал не подал сигнала?» Хотя я все время ждал появления гестаповцев, но еще не верил, что они уже за дверью.

И все же это были гестаповцы. Их было трое: офицер с хорошо знакомым мне ромбиком СД на рукаве и два солдата в черных мундирах с автоматами. Первой в проеме двери появилась фигура офицера. Увидев меня и Смияка, он отпрянул было назад, но затем быстро перешагнул через порог. Его спутники замерли у двери словно монументы, заученным движением положив руки на автоматы. Почему-то я прежде всего обратил внимание не на лица, а на руки вошедших: на пальцы двоих у двери, резко выделявшиеся на матово-синем металле, на руки офицера, в которых он держал пучок ромашек, вероятно только что сорванных на лугу, подступавшем к самой фабрике.

Смияк с независимым видом продолжал сидеть на диване, курил сигарету. Я стоял чуть в стороне, возле стола. Самоуверенная поза Смияка, его дорогой костюм, а также мое небритое в тот день лицо, вероятно, ввели немецкого офицера в заблуждение. Он подошел к Смияку, наклонился и грубо ткнул ему в лицо букетик ромашек:

— Ты есть шеф фабрика? Штеен ауф, вонучий свинский морда! Мы есть гестапо.

Ошарашенный столь внезапным и бесцеремонным обращением, помощник Бота с перепугу онемел, не смог произнести ни слова. Его губы беззвучно шевелились. Вытаращенные на немца глаза наполнились ужасом.

— Я... я... господин офицер... — забормотал он.

— Герр гауптман, — быстро подошел я к офицеру. — Вы ошиблись. Вам нужен директор фабрики? Будьте любезны, пойдемте со мной, я покажу вам его кабинет. Тут рядом.

Офицер нахмурился, удивленно пошевелил белесыми бровями, кивнул в сторону Смияка:

— Он не есть Ньо-вак? Кто он есть?

— Служащий гебитскомиссариата. Пойдемте, пожалуйста, герр гауптман. Я покажу вам, где директор.

Офицер приложил два пальца к козырьку фуражки, молча вышел за дверь. За ним, будто тени, выскользнули автоматчики в черных мундирах. Выходя последним, я мельком взглянул на Смияка. В кармане у меня был пистолет, я мог в любой момент выхватить его и стрелять немцам в спину: сначала автоматчикам, потом офицеру. Но я находился на территории предприятия, где работали десятки людей. Если убить гестаповцев, фашисты будут мстить нашим людям, многих расстреляют, повесят. Нет, это слишком дорогая цена за трех оккупантов!.. Идя по коридору, уже впереди немцев, я лихорадочно думал о Смияке: «Если он быстро опомнится от испуга, подаст голос, тогда конец!» Но он так и остался сидеть на диване, точно окаменев от неожиданности и страха. Видимо, до его сознания еще не дошло, что же происходит на самом деле.

Проводив немцев по коридору к выходу, я показал офицеру на соседний трехэтажный дом, вплотную примыкавший к территории фабрики и имевший выход на ее двор.

— Там кабинет шефа предприятия, герр гауптман. На втором этаже.

Дом, на который я указал гестаповцам, казался с фасада вполне приличным, даже довольно внушительным по тем временам для Ровно и вполне мог сойти за помещение дирекции фабрики. Внутри же его какие-то предприимчивые дельцы изготовляли из сахарной свеклы вонючий мармелад.

Офицер снова приложил два пальца к фуражке, сказал что-то автоматчикам, затем они все трое быстро зашагали к нашим соседям-мармеладчикам. Капитан на ходу с торопливой деловитостью вынимал из кобуры парабеллум.

Несколько рабочих, безмолвно наблюдавших эту сцену, вероятно, кое-что смекнули, но делали вид, что их совершенно не интересует происходящее. Луць из глубины двора подавал мне какие-то знаки, кивая на проходную. Я бросился за ворота. Там стоял сторож Михал, держа наготове велосипед.

— Уезжайте быстрее, пан директор, — сказал он.. — Плюньте мне, старому дурню, в глаза... Не успел предупредить. Только по нужде за забор побежал, а они — как из-под земли...

Не слушая оправданий нашего добряка Михала, я вскочил на велосипед и помчался от фабрики валенок, чтобы больше туда не возвращаться. С этого момента я переходил на нелегальное положение.