Терентий Новак - Пароль знают немногие

К лету сорок третьего года Ровно уже порядком утратил тот искусственно-приглаженный вид, который оккупанты пытались придать израненному войной городу, сгоняя на расчистку развалин местных жителей и используя для той же цели команды советских военнопленных из лагеря. Изменился, скорее, даже не внешний вид города: его зеленый наряд и видневшиеся повсюду разрушения оставались прежними. Потускнели сами завоеватели-оккупанты. Немецкие офицеры и солдаты, чиновники различных ведомств и учреждений, гестаповцы и жандармы, а вместе с ними и их прихвостни — полицаи, фольксдейче, предатели — день ото дня становились все более хмурыми и озабоченными. Нет, они вовсе не подобрели, напротив, зверствовали с еще большим остервенением, чем год или полгода назад, но теперь стремились тщательнее заметать следы своих преступлений. Иные, посообразительнее, начинали даже заигрывать с ровенчанами.

Хотя фронт находился еще далеко от Ровно (жестокие бои шли где-то в районе Орла и у Азовского моря); хотя немецко-фашистские армии после разгрома под Сталинградом все еще пыжились удержаться; хотя геббельсовские трубадуры дни и ночи верещали по радио, писали в газетах о начале нового грандиозного наступления групп армий «Центр» и «Юг»; хотя они предрекали неминуемую гибель большевистским дивизиям на Курском выступе, — тем не менее в глубоком тылу гитлеровских войск с каждым днем все ощутимее чувствовалось — это бравада. Даже по нацистским газетам и геббельсовским радиопередачам при более внимательном их анализе уже нетрудно было сделать вывод, что гигантская битва, достигшая своего апогея на берегах Волги, вступила в новую фазу, в фазу начала краха военной машины третьего рейха.

Если в июле и первой половине августа 1943 года гитлеровцы еще хорохорились, разглагольствовали в газетах и по радио о «массированных ударах», якобы наносимых «доблестными армиями фюрера» по «истекающим кровью советским войскам» на курском направлении, то начиная со второй половины августа «победные» реляции стали звучать все реже, а затем совершенно прекратились. Из принимаемых по радио сводок Советского информбюро мы ежедневно узнавали о сотнях уничтоженных вражеских танков и самолетов, о тысячах убитых немецких солдат и офицеров, о сокрушительном разгроме бронированных фашистских армад на Курской дуге, об освобождении Орла, Белгорода и множества других крупных населенных пунктов, о том, что Красная Армия продолжает громить врага, отбрасывая его все дальше на запад.

Оккупанты, разумеется, были осведомлены обо всем этом не хуже нас. И далекий западноукраинский город, превращенный фашистами в один из важнейших центров оккупационного режима на Украине, под влиянием событий на фронте постепенно менял свой облик. Если прежде в нем размещался преимущественно карательно-полицейский аппарат, являвшийся органической принадлежностью, обязательным придатком оккупационных учреждений, то теперь, когда военные действия велись уже на территории Украины, в Ровно стали расти, как грибы, всевозможные военные представительства, тыловые штабы. Город все больше заполнялся офицерами различных служб гитлеровской армии, зримыми и незримыми нитями связывавших между собой две взаимодействующие силы нацистской тоталитарной системы: военно-милитаристскую и оккупационно-грабительскую. Вместе с тем Ровно, куда сходились концы и потрепанные обрывки всевозможных буржуазно-националистических центров, становился основным пристанищем многих псевдоукраинских деятелей оуновской закваски.

Когда на улицах города загремели выстрелы и ровенчане заговорили о неуловимом партизане Грачеве [11] Грачев — один из псевдонимов легендарного советского разведчика Николая Ивановича Кузнецова из партизанского отряда полковника Д. Н. Медведева. , который (это видно было по результатам) ставил своей целью уничтожение высокопоставленных фашистских бонз, мы сначала не имели понятия, кто действовал под этой фамилией. Но, теряясь в догадках относительно личности таинственного мстителя, восхищаясь его отчаянно-смелыми действиями, члены подпольного Центра да и многие рядовые подпольщики понимали, что это не просто акты справедливой мести ненавистным палачам и насильникам. Пистолетные выстрелы неизвестного героя, первой жертвой которых стал имперский советник финансов генерал Гель, были сделаны не только во имя расплаты и мщения. Мы понимали, что тут дело гораздо глубже. Уничтожение военных, политических и экономических фюреров из окружения гаулейтера Эриха Коха, державших в своих руках отнюдь не второстепенные рычаги нацистского механизма на оккупированной территории, имело целью (в этом мы не сомневались) расшатать кровавый механизм, вывести из строя главные его узлы. Эта игра, как говорится, стоила свеч.

Прошло немного времени после уничтожения генерала Геля, и полковник Медведев предложил подпольному Центру общими усилиями, совместно с партизанами его отряда, готовить покушение на самого гаулейтера Эриха Коха. Члены подпольной организации немедленно приступили к делу. Особенно обрадовало это задание Федора Шкурко. Он удовлетворенно потирал руки: наконец-то пришло время готовить операцию, о которой он много размышлял, ради которой давно собирал, систематизировал, накапливал различные сведения, касавшиеся личности гаулейтера.

Прежде всего следовало обдумать, где удобнее напасть на фашистского ставленника, где подкараулить его. Проникнуть в апартаменты его резиденции или встретить Коха во время прогулки в городе, казалось делом невозможным.

— Он, гад, когда находится в городе, почти не высовывает носа из рейхскомиссариата, — говорил Шкурко, водя карандашом по старой, изрядно потрепанной карте города Ровно, составленной еще польскими картографами и добытой где-то нашим «архивариусом» Николаем Самойловым. — Ну а в здание рейхскомиссариата не пробьешься: кругом эсэсовцы, овчарки, вдоль забора несколько рядов колючей проволоки. Что же остается? Во-первых, подъезд рейхскомиссариата...

— Тоже нереально, — прервал рассуждения Федора Николай Поцелуев. — Чтобы выследить Коха, нашим людям придется не одни сутки, может, и не одну неделю наблюдать за подъездом. А охрана там сам знаешь какая: один-два раза пройдешь мимо, на третий получишь пулю. Можно, конечно, устроить засаду, разместить небольшую боевую группу где-нибудь поблизости. Но тоже все сложно. Пока наши, приметив Коха, кинутся к его машине, охрана успеет всех перестрелять, а гаулейтер сядет в свой бронированный «хорх» и уедет.

— Пожалуй, верно, — согласился Шкурко. — И все же боевой пост напротив рейхскомиссариата, вот тут, — Шкурко указал кончиком карандаша место на карте, — установим как резерв. Дальше мы имеем такую картину. Допустим, Кох направляется на аэродром, что в районе села Тынное. Его личный шофер Гранау, следуя своей привычке, как всегда, выйдет в тот день из квартиры с чемоданчиком. Мы заминируем шоссе на выезде из города по пути к аэродрому. Тогда возникает вопрос: успеет ли наш товарищ, прежде чем к тому месту подъедет «хорх» гаулейтера, предупредить дежурных подрывников?