Лев Энгельгардт - Записки

Кричев принадлежал Г. А. Потемкину.

«Где пожарные насосы?» (франц.)

Имеется в виду восстание в Австрийских Нидерландах (современная Бельгия) в мае 1787 г.

Государыня не очень жаловала Москву, называя ее к себе недоброжелательною, потому что все вельможи и знатное дворянство, получа по службе какое неудовольствие и взяв отставку, основывали жительство свое в древней столице, и случалось между ними пересуживать двор, политические происшествия и вольно говорить. Как Москва старинный город, то улицы ее не прямы, строение старое, не по новому вкусу архитектуры: близ огромного дома бывали хижины. Государыня спросила на другой день своего прибытия английского министра Фиц-Герберта с насмешливым видом: «Comment avez vous trouve ma bonne ville de Moscou?» — «Votre Majeste, — отвечал тот, — il n'y a pas une seul le ville au monde qui puisse etre comparee a Moscou en beaute». — «C'est une Ironie?» — «Non, V.M., c'est la pure verite, il n'y a nulle pari ce que j'ai vu a Moscou; j'ai vu des palais qui n'ecrasent pas des chaumieres aupres d'eux». То есть: «Как вам кажется мой добрый город Москва?» — «Нет в мире города, Ваше Величество, который был бы прекраснее Москвы». — «Вы шутите?» — «Нет, Ваше Величество, сущая правда: я нигде не видал того, что в Москве: дворцы в ней не давят собою близко находящихся хижин».

Принц де-Линь спросил императрицу: «Отчего, Ваше Величество, в проезде мы видели, что некоторыми губернаторами вы были довольны, а потому изъявляли им ваше благоволение, а некоторыми были недовольны, и вы им ничего оскорбительного не сказали?» — «Потому что, — сказала императрица. — я хвалю вслух, а браню наедине».

В черновом варианте «Записок» Л. Н. Энгельгардта эта глава называлась: «Некоторые напоминовения случившегося по службе моей во время Турецкой войны 1788 года и 1-й кампании в Украинской армии под предводительством фельдмаршала графа Петра Александровича Румянцова-Задунайского».

Имеется в виду Ираклий II, царь Картлии и Кахетии.

Вскоре по прибытии двора в Петербург по случаю войны было сделано распоряжение всему генералитету, кому в какой армии быть и какими частями командовать. Сей список, сочиненный светлейшим князем, императрица утвердила. A. B. Суворов не был внесен в него, ибо светлейший князь, по странностям его, почитал его человеком ничтожным, а по чину его должно было дать ему преимущество перед многими, по службе считавшимися ниже. Суворов, узнав о том, приехал в Петербург, прямо явился к императрице и с плачевным видом сказал: «Государыня, я прописной». — «Как это?» — спросила императрица. «Меня нигде не поместили с прочими генералами, и ни одного капральства не дали даже в команду». Императрица оскорбилась на князя Потемкина и тотчас послала за ним. Посланный рассказал князю, по какому случаю за ним был послан, почему, быв предварен, он с готовым ответом пошел. Как скоро он вошел, государыня недовольным голосом сказала: «Как, князь, вы известного, отличного, заслуженного генерала в поднесенном вами мне списке пропустили?» — «Оттого-то, — сказал князь, — что он Вашему Величеству так известен, я и не вписал его с прочими, чтобы вы сами изволили назначить, где и как вам будет угодно». В сие же время и М. Ф. Каменский приехал. Государыня через несколько дней по его прибытии послала ему 5000 рублей золотом; он счел то за маловажный подарок, и в Летнем Саду каждодневно делал завтрак, ловя встречного и поперечного, пока не истратил все жалованные деньги, и уехал. А Суворов поступил иначе: когда камер-лакей привез ему такой же подарок, он вынул один империал и, отдав его камер-лакею, сказал: «Доложи государыне, что Суворов по ее милости очень богат, и на что мне такая груда золота, а осмелился один империал вынуть, чтобы тебе Дать». После того поехал из Петербурга. Императрица вслед за ним послала ему 30 000 р.; эту сумму он принял безотговорочно.

Л. Н. Энгельгардт ошибается, правильно — Павел Михайлович Дашков.

«С самого того времени, как я начал только что понимать, как наполнился слух мой о великих подвигах героя графа Петра Александровича, в детских своих играх всегда принимал на себя лицо его, и тогда худо было сверстникам моим, бывшим слабее меня, бравшим на себя роль звания других богатырей. За то и мне от них доставалось, но какие бы от них даже побои ни принимал, но утверждал, что нет иного рыцаря, который бы воспротивился его силе. Но когда уже вступил [я] в нонешние лета, то первым моим утешением было слушать его победы, рассказы о Кагульской баталии и прочих действиях победительских его подвигов. В таком энтузиазме я был к нему, когда открылась война, и полк Сибирский гренадерский, в котором я был секунд-майором, назначен был в Украинскую армию <���…>

Представьте мое восхищение служить в главном корпусе под личным предводительством самого фельдмаршала» (Фрагмент, не включенный Л. Н. Энгельгардтом в окончательную редакцию «Записок»).

Еще был случай, в котором князь Г. А. Потемкин показал, что не любит льстецов и подлецов. Известный по сочинениям своим Денис Иванович Фон-Визин был облагодетельствован Иваном Ивановичем Шуваловым; но, увидя свои пользы быть в милости у светлейшего, невзирая на давнюю его большую неприязнь с Шуваловым, перекинулся к князю и в удовольствие его много острого и смешного говорил насчет бывшего своего благодетеля. В одно время князь был в досаде и сказал насчет некоторых лиц: «Как мне надоели эти подлые люди». — «Да на что же вы их к себе пускаете, — отвечал Фон-Визин, — велите им отказывать». — «Правда, — сказал князь, — завтра же я это сделаю». На другой день Фон-Визин приезжает к князю; швейцар ему докладывает, что князь не приказал его принимать. «Ты, верно, ошибся, — сказал Фон-Визин, — ты меня принял за другого». — «Нет, — отвечал тот, — я вас знаю, и именно его светлость приказал одного вас только и не пускать, по вашему же вчера совету».

Многие полки, проходя по России и Польше, брали подводы для облегчения солдат, так что, кроме ружья, они ничего не носили. Мы все роптали, для чего бы, казалось, и нам изнурять своих; но пользу уже я увидел во время кампании, когда должно было носить на себе все тягости; не привыкшие к тому уставали до того, что, пришед в лагерь, в других полках сотнями отставали, а в Сибирском полку, по навыку к трудам, ни одного отсталого не было.

Рандеву — от французского rendez-vous — место встречи, в данном случае — пункт сбора частей.

Имеется в виду Джон Поль Джонс.

Не пишу чисел, когда что происходило, потому что не помню.

Вагенбург — «военный обоз, собранный где-либо на становище; он обычно становится четырехугольником, образуя защиту» (В. И. Даль).