Иван Майский - Воспоминания советского посла. Книга 1

— Посмотри! Посмотри! Она вся пронизанная солнцем!

С тех пор прошло много лет. В шуме борьбы, в грохоте событий мне не раз приходилось сталкиваться с Александрой Михайловной на разных жизненных перекрестках. И всякий раз, когда это случалось, в памяти у меня мгновенно вспыхивала далекая, яркая картина — склон пологого холма, день, склоняющийся к вечеру, женщина, бегущая по склону с руками, раскинутыми, как крылья — сказочная фигура, охваченная сиянием золотых лучей, и громкий возглас: «она вся — пронизанная солнцем!»

Так крепко это картина спаялась в моем сознании с именем Александры Михайловны Коллонтай [53].

Однажды, зайдя в Герценовский кружок, я заметил в углу комнаты какого-то незнакомого человека, читавшего газету. Он сидел спиной ко мне, и я не мог рассмотреть его лица. Покончив со своими делами, я уже собирался уходить, как вдруг незнакомец повернулся и… с распростертыми объятиями бросился мне на шею.

— Иван!.. Ты?

На мгновение, только на одно мгновение я остолбенел

— Петро!.. Ты?

Мы крепко обнялись и расцеловались. И вот, что мне сразу вспомнилось…

1903 год. Волга. Самара. Мне 19 лет, и я только начинаю свою революционную деятельность. Настроения у меня юношески восторженные. Весь мир кажется мне окутанным розовой дымкой и полным необыкновенно интересных людей. Я состою членом местной социал-демократической организации, веду кружки среди рабочих и учащихся, пишу прокламации, печатающиеся на гектографе, и выполняю целую кучу всяких иных обязаностей {21} , связанных в те годы с подпольной работой.

В одно ясное летнее утро в Самаре неожиданно появляется новый человек. Его зовут Петро. По профессии он токарь по металлу. На вид Петро года двадцать три. Кто он, откуда, неизвестно. Сам про себя он ничего не говорит, а мы, самарские работники, считаем неудобным расспрашивать. Таковы законы конспирации. Тем более, что, как мы знали, Петро «нелегальный» (т. е. профессиональный революционер, живущий под чужим именем). Лишь по выговору Петро мы догадываемся, что он приехал откуда-то с юга России.

Очень скоро Петро становится центральной фигурой в нашем небольшом подпольном мирке. Он не теоретик (хотя политически грамотен), он практик, прирожденный организатор. Петро все знает, везде поспевает, со всем управляется, а самое главное — обладает редкой способностью держать организацию в руках и обспечивать {22} функционирование всех ее рычагов и трансмиссий. К тому же Петро уже имеет значительный опыт партийной работы в других местах. Большинство же из нас, самарцев, еще новички. Это сильно повышает авторитет Петро в наших глазах.

Под его влиянием в структуре самарской организации производится ряд внутренних «реформ»: создается строго засекреченный социал-демократический комитет, возглавляющий организацию (в него входим, между прочим, Петро и я); возникают «районы», объединяющие рабочих по отраслям производства — мельничный, железнодорожный, металлический и др.; выделяется в особую функцию агитационно-пропагандистская деятельность и т. д. Настроение в организации крепнет, работа идет бодро и споро, связи на фабриках и заводах растут, прокламации, приводя в отчаяние жандармов, появляются регулярно каждую неделю.

И как-то вместе с революционными успехами все теснее становятся мои личные отношения с Петро. Несмотря на разницу происхождения, натур, воспитания, мы как-то легко находим общий язык. Правда, Петро иногда подшучивает над моей «теоретичностью» и безжалостно разрушает мои розовые иллюзии в отношении дел и людей; правда, в отместку я иногда подшучиваю над его «практичностью» и настойчиво доказываю, что без теории не может быть революции. Однако в различных внутриорганизационных спорах, которых тогда было немало, мы с Петро почти всегда оказываемся вместе, как бы наглядно иллюстрируя необходимость тесной связи между «теорией» и «практикой». Мы часто беседуем с Петро на темы, не относящиеся непосредственно к партийной работе, находя и тут много общего в наших вкусах, взглядах и стремлениях. Изредка, в свободную минуту, мы вместе уезжаем за Волгу, купаемся, ловим рыбу, варим уху и лениво жаримся на солнце. Петро мне нравится все больше и больше, и иногда я думаю: «Как было бы хорошо, если бы мы с Петро были братьями!»

И вдруг Петро внезапно исчезает из Самары — так же внезапно, как за несколько месяцев перед тем он появился. На его след напала полиция. Он получает приказ от партии немедленно сменить паспорт и место работы. В день отъезда он сообщает мне об этом. Я глубоко потрясен и огорчен. Петро тоже кажется расстроенным. Но делать нечего. На прощанье мы крепко жмем друг другу руки, обнимаемся и целуемся. Мы горячо обещаем не забывать друг друга…

Десять лет прошло с тех пор… И вот теперь судьба совершенно неожиданно свела нас в Лондоне. Это кажется почти чудом..

На другой день, сидя в большой полутемной комнате Петро где-то в районе Бейсуотер, я узнал историю моего друга за годы нашей разлуки. Это была очень типичная для того времени история.

Уехав из Самары, Петро на положении «нелегального» продолжал бродить из города в город. 1905 год он провел в Екатеринославе. Здесь, в рядах большевиков, он принимал самое активное участие в революционных событиях и дрался на баррикадах во время восстания в Горловке. После торжества контрреволюции был арестован и сослан в Сибирь. Там женился на местной крестьянской девушке. Потом бежал из Сибири и снова перешел на «нелегальное» положение. Опять бродил из города в город, работая в большевистском подполье, но в конце концов попал в поле наблюдения полиции. Шаг за шагом сжималось кольцо вокруг Петро, и арест казался неизбежным. В последний момент, однако, Петро удалось перехитрить жандармов, и в начале 1912 г. он пересек границу. Сначала был в Швейцарии, потом в Париже и вот теперь оказался в Лондоне. С Петро была его жена — тихая, приятная женщина, всегда занятая хозяйством, и двое маленьких детей: мальчик и девочка. Ближайшей задачей Петро было найти работу и обеспечить семье кусок хлеба.

Я пустил в ход все мои связи и знакомства, и недели через две Петро поступил токарем на один лондонский механический завод. Будучи хорошим специалистом, он быстро пошел в гору. Уже через три месяца Петро стал зарабатывать 3 фунта в неделю — сумму весьма солидную по тем временам. Он переселился в лучшую квартиру, семья его оделась и обулась, есть все стали досыта. После стольких лет нужды и лишений фортуна улыбнулась Петро и, пожалуй, можно было ожидать, что он постарается покрепче ухватиться за ее колесо. Но не таков был Петро.

Как-то в начале 1914 г., зайдя к моему другу, я застал его в крайне удрученном и взволнованном состоянии. Дети спали, жена пошла навестить одну знакомую эмигрантскую семью. Мы были с Петро вдвоем, и я стал расспрашивать о причинах его беспокойства.