Василий Козлов - Люди особого склада

— Кто? — спросил Бельский.

— Да хоть тот же Ермакович и Пашун.

Это заинтересовало нас.

— Один раз я почти всю ночь просидел с ними, — продолжал Луферов. — Уговаривал, убеждал, пробовал угрожать — ничего не помогло. Вбили себе в голову, что им надо перейти линию фронта — и все. «Там наше место, — говорят, — а не здесь». — «Почему же не здесь?» — спрашиваю. «Потому, — говорят, — что мы люди военные. Нам надо воевать в рядах Красной Армии. Там и пушки, там и самолеты. А тут нажмут фашисты еще раз, и пропадешь ни за что». Вот и говори с ними! Боюсь, что в эту минуту они уже далеко!

— Герои! — насмешливо бросил Мачульский.

Упрек относился и к Луферову. Тот понял это и покраснел. Все мы знали, что никто так не увлекался деятельностью этих двух командиров, как сам Луферов. Он очень уважал их, доверял во всем, а те не посчитались и подвели его и нас.

Это известие глубоко огорчило нас. Никто не ожидал такого поступка от Пашуна и Ермаковича, хотя мы и знали об их колебаниях.

— Одни пошли или с группами? — спросил Бельский.

— Конечно, с группами, — ответил Луферов. — Только, я думаю, не все бойцы с ними. Большинство осталось.

— Сейчас же проверь, Андрей Степанович, — приказал я Луферову. — Да поинтересуйся еще некоторыми отрядами. Посмотри, что делается у Розова и Столярова.

— Об этом я могу рассказать, — отозвался Бельский. — Недавно был в той стороне. После любанской операции Розов праздновал победу три дня подряд. Столяров отсиживается по-прежнему. Три мародера из его группы недавно ограбили крестьян деревни Лясковичи.

Пришел Долидович. Он все еще не мог смотреть мне в глаза — нелегко было пережить свою вину. Мачульский и Варвашеня уже говорили с ним, и разговор был неприятный для Долидовича. Они потребовали принять самые крайние меры: вызвать его на бюро, подробно разобрать поступок и, если выяснится, что командир имел преступные намерения, сурово покарать.

Я не поддержал этих предложений. В душе я был уверен, что Долидович наш, советский человек, коммунист. Иной раз могут быть ошибки и срывы у каждого. Растерялся человек в критический момент и не продумал обстановку.

Когда заговорили о проступке Долидовича, я сказал ему:

— Поступок твой неправильный, непартийный, но никаких суровых мер принимать мы не будем. Мы доверяем тебе по-прежнему, а ты должен оправдать это доверие.

Луферов отправился разыскивать группу Ермаковича и Пашуна. Мы, воспользовавшись тем, что все члены бюро в сборе, обсудили некоторые вопросы дальнейшей работы. Нужно было в ближайшие дни созвать совещание командиров и комиссаров отрядов и еще раз поговорить с ними о подготовке к зиме. «Дикие» отряды, вроде группы Балахонова и частично Столярова, вредили нам — необходимо было немедленно заняться ими. Нужно было увеличивать и увеличивать наши силы, организовывать и закалять людей.

Нетрудно было предвидеть, что в эту зиму нас ожидают большие и суровые испытания.

В ту же ночь члены бюро разошлись по отрядам. Я в сопровождении семи партизан направился к Столярову. Хотелось ближе познакомиться с этим человеком, узнать о его истинных намерениях и планах «Наконец пора было выяснить основное: стоит ли с ним возиться? Если это человек честный и способный, надо попробовать сделать из него хорошего партизанского командира, а если он умышленно разлагает отряд, злоупотребляет своим положением, то изолировать и обезвредить.

Столярова я нашел в небольшом поселке, недалеко от деревни Славковичи. Мы остановились на улице — нас никто не задержал, не спросил пароля и документов. Вдруг видим: выкатывают хлопцы на улицу станковый пулемет, а возле крайних хат поселка выставляют заслоны с ручными пулеметами.

— Где командир? — спрашиваю у партизана.

— А вам что нужно? — недружелюбно отзывается он.

— Да вот хотел бы поговорить с ним.

— А вы кто такой?

— Представитель советской власти.

— Знаем мы таких представителей! Удивил! У нас тоже есть представитель.

— Ну, хорошо, — говорю я, — теперь будет два.

— Не знаю, где командир! — резко ответил партизан, махнул рукой и пошел.

По дороге встретили еще одного вооруженного человека. Идет, пошатываясь, винтовку держит дулом вниз.

— Добрый день, — говорю ему. — Что, партизан?

— А разве не видишь? — бормочет парень себе под нос и идет дальше.

— Подожди! Нам нужно с тобой поговорить.

— А что мне с вами говорить? — спрашивает он и отводит глаза в сторону.

— Вот человек! — упрекаю я. — С ним хотят посоветоваться, а он убегает.

— Я не убегаю, — недовольно отвечает он и замедляет шаг.

— Где командир?

Парень поднимает голову, улыбается.

— Командир? Пьяный лежит. Где он еще может быть!

— Пойдем, покажешь его квартиру.

— Не пойду, ни за что не пойду! — запротестовал парень. — Лучше не показываться ему на глаза, когда он пьяный, может застрелить под горячую руку.

В тот день так и не удалось встретиться со Столяровым. Мы разместились в одной просторной хате и завели разговор с местными жителями. Изредка заходили партизаны. Крестьяне встречали их неприязненно и переводили разговор на безобидные домашние темы. На следующий день, часов в десять, пришел командир. Лицо заспанное, всклокоченные волосы торчат из-под шапки. Остановился возле порога, небрежно приложил руку к чубу и, не глядя на меня, доложил:

— Командир партизанского отряда Жора.

— Хорошо, — говорю, — товарищ Жора, садитесь. А мне сказали, что вы куда-то уехали.

— Нет, — говорит он, — никуда я не ездил, я был болен.

— Садитесь, — снова предлагаю я. — Давайте поговорим. Расскажите, как вы живете, воюете, как помогает вам местное население.

Столяров присел на скамью, опустил вниз чуб, с минуту помолчал, потом вздохнув, заявил:

— Голова у меня болит сегодня, кружится все перед глазами, язык не ворочается. Разрешите прийти поздней.

— Хорошо, приходите поздней.

Вскоре после ухода Столярова в хату зашел его посланный и принес килограмма два мяса и бутылку водки.

— Командир, — говорит, — прислал.

Я отдал водку обратно, а мясо взял и попросил хозяйку сварить.

В полдень снова пришел Жора. Мы собирались обедать.

— Садитесь, — говорю, — давайте вместе пообедаем.

— Спасибо, — отвечает, — я хотел пригласить вас к себе.