Василий Козлов - Люди особого склада

— Нет, — говорю, — пообедаем здесь, а потом видно будет.

Сел. Жует нехотя, без вкуса, видно, без водки ему обедать непривычно.

— Хорошо было бы познакомиться с вашими партизанами, — говорю я, — побеседовать с ними. Может быть, вы соберете их?

— А вы кто будете? — спрашивает Столяров. — В лицо вас не знаю, а утром, признаться, не решился спросить, когда заходил сюда.

— Если в лагере появляются чужие люди, командир обычно сейчас же выясняет, кто они, проверяет документы. А так к вам враг может пробраться.

— Я чувствую, что вы не чужой, — слегка покраснев, говорит Столяров, — но не знаю, кто вы.

— Если не чужой, значит свой, — смеюсь я и показываю документы.

Посмотрел, встал и выпрямился.

— Ясно, будем собирать партизан. Фомка! — крикнул он проходившему по улице партизану. — Позови Васю.

Вася пришел не очень скоро, но все-таки пришел.

— Мой заместитель, — отрекомендовал мне его Столяров.

Заместитель даже не посмотрел в нашу сторону и не поздоровался, похоже было, он еще не отоспался после пьянства. Вид у него непривлекательный: волосы растрепаны, рубашка без пояса, сапоги на ногах разные — должно быть, один свой, другой чужой.

— Собери сейчас же людей! — приказал ему Столяров.

— Где я тебе их возьму? — огрызнулся заместитель.

— Как это где? — крикнул Столяров. — Сам должен знать где!

— То-то и есть, что должен, а ты и сам не знаешь, где они. Их тут почти и нет никого. Двое пошли в Славковичи, а остальные черт их знает куда девались. Что, я буду бегать за ними?

— Распустил людей, морда лохматая! — затряс кулаками Столяров. — Ты у меня ответишь, я повыдеру тебе паклю из головы!

Заместитель флегматично ответил:

— Руки коротки! Сам распустил людей, а я отвечай?!

— Что же делать? — немного успокоившись, спросил меня Столяров. — Может, завтра разрешите собрать? Я сам займусь этим.

— Что ж, пусть будет так! — согласился я. — Только собрание партизан мы проведем обязательно.

На следующий день с утра люди постепенно начали заполнять хату. Заходят, не здороваясь, некоторые без шапок: видно, из соседних хат пришли. Смотрю, один полез на печь, уселся там, поджав ноги и втянув голову глубоко в плечи. Когда сунулся на печь еще один, первый отпихнул его ногой.

Я делал вид, что ничего не замечаю. Пробую завязать с людьми разговор, овладеть их вниманием. Начинаю говорить о докладе председателя Государственного Комитета Обороны, рассказываю, как весь советский народ поднялся на борьбу с врагом, как живут и действуют соседние партизанские отряды, как все население уважает их и ежедневно помогает им. Слушают внимательно, говорить не мешают, только искоса посматривают на своего командира. А тот сидит, опустив голову и полузакрыв глаза, нельзя понять: задумался или дремлет.

— Мы приехали сюда, — говорю я, — для того, чтобы поближе познакомиться с вами и с вашей работой. Как вы живете, воюете, как относитесь к местному населению. Хотелось бы послушать вашего командира.

В углу возле печки кто-то хихикнул. Столяров поднял голову и взглянул в ту сторону.

— Давай, товарищ Столяров, — подбадривал я его, — рассказывай, и мне будет интересно послушать и твоим партизанам.

Столяров встал и сказал:

— Что, разве я вас плохо учу? Разве я виноват, что вы плохо делаете?

И сел. Вижу, что ему больше не о чем говорить.

В своем выступлении я не критикую командира, а даже поддерживаю его, говорю, что одному трудно за всем присмотреть, что у командира должны быть надежные помощники, в первую очередь крепкий человек — комиссар. Кое-где снова послышался смех. Столяров улыбается, но не поднимает глаз.

— Говорили уже нам об этом, — сообщает он.

— Кто говорил?

— Да был тут один.

— Ну и что же вы ему сказали?

— То же, что и теперь скажем: чужих комиссаров не примем, а своего можем выбрать, если нужно. Да у нас и есть уже выбранный. Вот он, встань, Володя.

Со скамьи поднялся долговязый парень с забинтованной шеей. Смех прокатился по всей хате.

— Мякинник! — крикнул кто-то сквозь смех.

— Какой я комиссар? Я совсем и не знаю, что делать, — сказал парень.

— Что скажу, то и будешь делать! — крикнул на него Столяров. — Сказано — комиссар, значит — комиссар, нечего выкручиваться!

По хате снова прокатился смех.

— Пусть он речь скажет, — посоветовал кто-то хрипловатым голосом. — Пусть расскажет, как в Славковичах ему, пьяному, девчата мякины в штаны насыпали.

— У вас будет настоящий комиссар — опытный партийный работник! — заявил я.

— Не признаю я таких комиссаров! — резко запротестовал Столяров — Не допущу к себе!

— Комиссар у вас будет! — повторил я.

— Если так настаиваете, давайте голосовать, — пустился на хитрость Столяров.

— Никаких голосований! Обком назначил вам комиссара, и вы обязаны принять его.

Я достал из кармана отчёт Столярова с обязательствами отряда и положил перед ним.

— Почему вы здесь не написали, что отказываетесь от комиссара? — спросил я. — Почему не написали, что не хотите как следует воевать, а прячетесь по деревням, не могли даже наладить дисциплину и порядок в отряде? Пусть бы знали в Москве, что боец Красной Армии Столяров нарушает воинскую присягу. Вместо того чтобы честно защищать свою Родину, он разгуливает по полесским деревням, пьянствует, потворствует мародерам. Почему вы не написали об этом?

Столяров взглянул на листки, и, должно быть, совесть в нем заговорила — он покраснел и низко опустил голову.

Позже мы влили в этот отряд группу местных коммунистов и передовых колхозников. Отряд с новым комиссаром быстро рос и менял свое лицо.

Спустя несколько дней явился Евстрат Горбачев. С ним пришли семь подпольщиков, которые до того времени оставались на конспиративных квартирах в районе Любани. Пришли также ребята из Нижина — члены подпольной комсомольской организации. Подпольщики помогли Горбачеву осуществить подготовленную им операцию, а теперь посетили лагерь.

— Важная птица, — говорил Горбачев, указывая на только что приведенного эсэсовского офицера, — пан в мундире, сын крупного фабриканта.

Потом, остановив взгляд на лакированных сапогах пленного, он вдруг понизил голос:

— Фене Кононовой и еще одной любанской подпольщице теперь уж нельзя работать в своих зонах. А люди эти нужны нам.

— Почему нельзя? — спросил Варвашеня.

— Им будет теперь труднее, но трудностей подпольщики не боятся!

— Эсэсовцы на их след напали, — с беспокойством сказал Горбачев. — Нужно немедленно помочь девушкам.

Он коротко рассказал, как ему удалось захватить этого фашиста.

Когда в Любань прибыла особая эсэсовская рота, Горбачев сразу же установил за ней наблюдение. Через связных он знал все, что там делалось. Однажды он получил донесение от любанской медицинской сестры — Любы. Она давно была связана с партизанским отрядом Долидовича, и Горбачев знал ее. Девушка сообщила, что к ней на квартиру стал захаживать обер-лейтенант Рудольф, заместитель командира роты. Это натолкнуло Горбачева на одну мысль. Вызвав Любу к условленное место и поговорив с ней, он убедился, что девушка сможет выполнить его поручение. Но одной ей трудно справиться с задачей, поставленной Горбачевым, и он отправился в район Нижина, вызвал на конспиративную квартиру Феню Кононову и сказал: