Светлана Богословская - Капкан для птиц

— Доктор, я тебе всегда говорила, что это не конец твоей биографии, а, возможно, начало новой жизни. Если ты стоишь на черной полосе, присмотрись внимательно, а вдруг она взлетная?

Со вторым пришествием Татьяны Золотой Ручки на зоне стало жить гораздо веселее. Шел последний год моего заключения, ссылки в другую жизнь, в параллельные миры. Я была недоступна, вне зоны действия сети. Я не могла изменить мир вокруг себя, но очень сильно изменилась сама. Зачем мне все это? Моими подружками стали воры, убийцы, наркоманы. Но почему-то я не стала от этого хуже. Я не боялась набраться от них чего-то дурного, они учили меня жить здесь и теперь, все свое свободное время, хотя его тут было очень мало, мы старались провести весело.

Танька часто заходила за мной и вытаскивала на какое-нибудь спортивное мероприятие, где мы с ней в голос орали. Я уверена: сборные на олимпиады нужно готовить только на зонах. Победа обеспечена! Оле — оле — оле! Или в театр. Это были очень редкие дни выходных, когда открывались двери «локалок». (Все здания на зоне окружены заборами с замками, — наследие, которое осталось с тех пор, когда у женщин еще был строгач. И когда его отменили, локальную систему оставили.)

Сегодня в нашем тюремном театре будут давать «Ромео и Джульетту» — Шекспир, замахнулись и на него. Мы договорились с Танькой, что сегодня я иду пораньше занимать место. Я привела себя в порядок. В зеркало смотреться не хотелось. «Увяданья золотом охваченный, я не буду больше молодым», — было написано на зеркале. Но, повязывая платок вокруг шеи, я отметила для себя, что он мне к лицу. Большие глаза стали на исхудавшем лице еще больше, огонек в них пока не погас. В душе была жива надежда, что все это временно и там, за этой черной стеной, есть другая жизнь. И я еще буду счастлива и любима.

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Я шла по тюремному парку, пытаясь вспомнить что-нибудь еще из Шекспира. По аллее, как всегда, прогуливался старый мудрый хромой ворон со сломанным крылом. Народ повалил в сторону театра, и он похромал прочь, подальше от людей, а то затопчут. Он занял позицию близ посаженных кустов и приговаривал: «Р-р-ромео, Р-р-ромео, Р-р-ромео!!!»

Я заняла место для Татьяны, но она почему-то сегодня не пришла. В самый последний момент, когда уже дрогнул занавес, я посадила на ее место молоденькую девочку, Оксанку.

Все было прекрасно, как всегда. Костюмы — шикарные, декорации — отменные, игра артистов — великолепная. Они читали Шекспира наизусть! А ведь это очень сложно запоминать! Спектакль — на одном дыхании. Так не хотелось расставаться с артистами!.. Зал еще долго аплодировал, и артисты несколько раз выходили на поклон. Мы вышли из клуба вместе с Оксанкой.

— Тебе чья игра больше всего понравилась? — спросила я ее.

— Ромео. А вам?

— А мне кормилица Джульетты, такая славная старушка.

— Да, пятнашку досиживает за детоубийство… а как играет! Мы все не те, кого из себя изображаем.

Оксанка — молоденькая девочка, детдомовская. А такая взрослая в суждениях. Недавно у нее подружка освободилась, Кристинка, тоже детдомовская. Хорошо они дружили. Кристинка — художница, талантливая и очень красивая.

— А что, Кристинка тебе пишет?

— Нет. Обещала писать и пропала.

Мы не спеша шли с Оксанкой по тюремному парку, она рассказывала мне о жизни в детдоме, о своей большой любви, о том, как попала в тюрьму, как познакомилась с Кристинкой. Я ее внимательно слушала.

— Вы взрослая, серьезная женщина. Вы ведь скоро освобождаетесь. Поможете мне Кристинку найти, когда на воле будете?

— Конечно! — пообещала я.

Тюремный парк был уже полупустой, нужно было спешить, а то охрана не любит праздношатающихся. Мы поспешили с Оксанкой в сторону отряда, и разговор наш прервался. Старый мудрый ворон не покидал свой пост. Он продолжал каркать: «Б-р-р-раво, б-р-р-раво, б-р-р-раво! Пр-р-р-ридурки! Пр-р-р-ридурки!»

Через несколько дней Оксана все-таки смогла поговорить со мной.

В зале судебного заседания было малолюдно. Холодное осеннее утро. Даже свет множества лампочек не давал необходимого количества света, чтобы окончательно проснуться и осознать происходящее.

Холодный ветер завывал за окнами с многочисленными решетками, пытаясь прорваться в помещение и своим ледяным дуновением разбудить еще дремавших, казалось, людей. Ожидание судьи в зале затянулось. Он, похоже, не спешил. Охранники пытались настроиться на рабочий лад, перетаптываясь с ноги на ногу. Один даже собирался зевнуть, но быстро взял себя в руки и вышел приоткрыть дверь перед приближающимся судьей. Судья не спеша, придерживая подол черной мантии, вошел в зал судебного заседания.

«Встать, суд идет!» — вяло, по инерции произнес судья стандартную фразу, усаживаясь в кресло. Все дружно, законопослушно подчинились его воле. Судья молча дал знак, и все его правильно поняли: можно садиться. Все было как всегда; и судья, как и все присутствующие, тоже был вял и еще, казалось, не проснулся. В «клетке», там, где стояла скамья подсудимых, находился мужчина. Не молодой и не старый, средних лет. Но седой, коротко подстриженный. Мужчина пребывал в том прекрасном возрасте, когда молодость уже ушла, а старость еще далеко. Годы веселого ребячества ушли, все глупости уже совершены, на висках появилась седина. Нужно, пока не поздно, браться за ум. Самое время, когда жизнь можно начать заново, жениться, детишек завести. Поставить точку и начать жизнь с чистого листа.

Мужчина был одет в черный свитер. Высокий воротник подчеркивал мужественные скулы и подбородок. Рукава свитера были немного подтянуты к локтям и обнажали сильные красивые руки с накачанными мышцами. Женщинам нравятся такие мужские штучки.

Судья монотонно, как пономарь, начал читать: совершил, подозревается, обвиняется, может скрыться, и так далее. Все так пресно и банально, без эмоций, скучно, что казалось: все в зале скоро заснут от этого монотонного чтения. Бывает, и сами судьи засыпают от своей пламенной речи. Я сама знаю одного такого. Но это был не тот случай: мужчину в черном свитере обвиняли в убийстве. В судебной практике эта статья встречается нередко, ст. 105 УК РФ. Иногда с судьей вступал в диалог прокурор, они как бы разговаривали друг с другом на понятном им одним языке и, казалось, они не дадут вставить никому ни слова. Им все и так ясно и понятно. Совершено преступление. Преступник в «клетке». Еще пара заседаний — и прочтут обвинительный приговор. И гуляй, Вася, на зону, на строгач. Десятка в лучшем случае. Это если жена и дети придут, поплачут. Это если этот самый Вася из «клетки» с судьей спорить не станет. А если вдруг права начнет качать, спорить, да не дай бог оскорбить судью попытается, то лес ему валить в тайге лет пятнадцать придется.