Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Около недели безуспешно топтались мюриды у входа в Дарьяльское ущелье. Когда разведчики сообщили наибам о движении большого числа регулярных войск со стороны Крестового перевала, наибы, повернув свои отряды обратно, заняли позиции вдоль дороги, по которой имам подошел к Тереку, чтобы не дать возможности владикавказскому гарнизону ударить в тыл войску Шамиля.

С каждым часом настроение имама ухудшалось. Холмы и бескрайние равнины удручающе действовали на него. Во время ночлега, оставшись вдвоем со своим тестем и учителем устадом Джамалуддином-Гусейном, Шамиль сказал:

— Клянусь аллахом, интуиция еще ни разу не обманула меня. Напрасно мы затеяли этот поход. Идем бог знает куда и зачем, как муравьи по гладкой дороге. Нигде не укроешься, ни за что не зацепишься. Если противник выставит в ряд свои огромные пушки и даст залп по нашим аскерам, они будут скошены, как травы ловким косарем.

— Да, нудная равнина, немного лучше пустыни аравийской, — согласился устад и добавил: — Но идти нужно. Собственно говоря, и враги наши будут находиться в таком же положении, что и мы.

Войска Шамиля перешли вброд Терек, затем реку Черек и стали на холме, возле одноименного селения, в ожидании, что сюда подойдут кабардино-балкарские повстанцы. Прождали день и решили отправить своих представителей в Большую Кабарду. Ответ кабардинских князей был следующим: «Мы не согласны пустить имама в наш вилает, а также не можем выделить ополчение, не желая ссориться с русскими, с которыми состоим в мире сто лет. Если мы поссоримся, изменим русским, начнется кровопролитие и месть, а потому считаем, что худой мир лучше доброй ссоры».

Это послание поразило имама. Он целый час сидел в раздумье, отказавшись от пищи. Затем вызвал начальников отрядов.

— Пусть каждый воин принесет на это место по несколько камней, — приказал он.

Полдня таскали мюриды камни, и когда наконец сложили огромный курган, Шамиль сказал:

— Сердца неверных людей подобны камням. Им нужны понятия: совесть, честь, как и этим голышам. Пусть этот курган служит укором тем, которые боятся расстаться с земными благами, невечной жизнью.

Имам немного успокоился, когда из Нальчика прискакали гонцы, которые сообщили тревожную весть и привезли письмо от Хаджи-Бекира. Последний писал:

«Высокочтимый, украшенный храбростью, одаренный знаниями и уменьем имам! Спешу сообщить, что к Нальчику притянуты огромные силы неприятеля. Такие же силы двинуты из города, носящего имя проклятой царицы русских (Екатеринодара), в сторону Черкесии. Отряд, отправленный Наибом Магомед-Эмином, потерпел поражение. Лицемерный Сулейман-эфенди стал клятвопреступником — сдался русским. Будет лучше, если ты повернешь обратно, ибо этот мир изобилует людьми измены и неверия. Наши надежды не оправдались. Неверные начинают хватать всех подряд, чинить суд. Мы постараемся скрыться. Посылаю тебе в знак искреннего уважения белого коня, на котором можно гордо въехать даже в рай.

Раб божий Хаджи-Бекир».

— На, почитай, отец мой, — сказал Шамиль, подавая письмо Джамалуддину-Гусейну, и добавил: — Как видишь, не обмануло предчувствие. — Затем обратился к стоящему рядом секретарю, Мухаммеду-Тахиру: — Пойдем, надо написать письмо черкесам.

В походной палатке имама Мухаммед-Тахир сел на пол, достал чернила, бумагу, гусиное перо.

«Наибу Магомед-Эмину и верным людям черкесского народа от имама Шамиля. Мир вам и благословение-аллаха! Я имел намерение прийти к вам, но прежде хотел пересечь большую дорогу, ведущую из Капкея [58] Капкей — Владикавказ. в Гуржистан, а также в другие вилаеты. Кабардинцы желали моего прихода. Я прибыл к ним, все увидел, услышал, обсудил и решил повернуть обратно. Отступаю не потому, что в борьбе с неверными терял больше, чем они, нет, не потому, а из-за тысячи других причин, которые идут в нашу пользу. Если вы истинные мусульмане, верьте, что я действую во имя нашего общего блага, клянусь верховным существом! Если вам очень необходимо будет лично мое присутствие, я соберусь позже. Крепитесь и не унывайте. Жизнь земная — это испытание. Да сохранит вас аллах!

Имам Шамиль».

Проводив гонцов, имам дал приказ к отходу. В тот же день он отошел от Черека с головным отрядом.

По данным разведки, русские двигались со стороны равнины ниже того места, где переправился Шамиль в первый раз, на пути в Кабарду. Недалеко от Терека, на возвышенности, имам стал лагерем.

После молитвы и скромного походного обеда он забрался на самую вершину холма, южный склон которого был усеян мелким кустарником, а северо-восточный, обращенный к равнине, был голым. Он стал всматриваться в даль.

— Посмотри правее, — сказал ему стоявший рядом Кебед-Магома.

— Ну и что? — спросил Шамиль.

— Разве ты не видишь?

— Вижу, что ты хочешь предложить? — спросил Шамиль.

— Я предлагаю бросить на них часть конницы, остановить таким образом движение их, а самим тем временем начать отступление отсюда.

— А как же тылы? — задал вопрос Шамиль.

Кебед-Магома ничего не ответил.

— Нет, дорогой Кебед, я этого не сделаю. Мы будем стоять здесь до тех пор, пока не подойдет последний из отставших пеших мюридов и те, что следуют сюда с обозом. — Шамиль резко повернулся и, обратившись к каратинскому Галбац-Дибиру, приказал: — Занять высоту, установить здесь пять пушек. Дуба с Кебедом двинут тысячу всадников с фланга, как только противник подойдет на расстояние выстрела. Талгик останется в резерве со своими конниками, а ты, Салих, — он обратился к своему коноводу, — скачи обратно и поторопи пеших, причем предупреди, чтобы шли выше прежней переправы.

Четырехтысячная пехота имама успела переправиться через Терек и продвинуться в сторону Минаретского ущелья, когда к позиции, занимаемой кавалерией, подошел авангард русских. Генерал Фрейтаг отправил к позиции имама Тенгинский полк, прибывший из Черкесии по моздокской дороге на соединение с ним. Приблизившись к холму, на котором укрепились горцы, тенгинцы сначала дали залп из четырех тяжелых орудий, затем бросили в атаку кавалерию. Навстречу им помчались отряды Кебеда и наиба Дубы.

Конницы противников столкнулись. После короткой схватки в рядах горцев произошло замешательство. Кто-то неосторожно крикнул: «Галбац покинул высоту!» Тенгинские всадники воспользовались замешательством. Имам бросил резерв. Мюриды с засученными рукавами черкесок, с возгласами «ла-илаха-иллала!» кинулись на тенгинцев, высоко неся шашки. Но тенгинцы, не нарушив строя колонны, выстояли и даже пошли в наступление. Горцы неожиданно круто повернули коней и спрятались за горой, с гребня которой тут же грянул пушечный залп. Этим залпом была остановлена кавалерия грозненского гарнизона в несколько сотен казаков.