Аманда Лир - Дали глазама Аманды

— Это завтрак. Утром, в постели, я опрокинул кофе с молоком. Смотрите, какие вышли чудесные пятна! Гала заставляет меня менять фуфайки время от времени. Но мне бы хотелось выставить их в какой-нибудь выставочной галерее. Смотрите, это же целые географические карты, картины необыкновенной красоты. Но снаружи я всегда чист. Вы видели мою рубашку? Я всегда меняю рубашку, но это просто травма менять то, что носишь под одеждой.

Его мании превращались в ритуал, слегка окрашенный суевериями. Был ритуал выбора галстуков, каждый из которых имел свое значение. Был галстук для подписания контрактов, эротический галстук, для путешествий, галстук для встреч с адвокатом. Удачным или неудачным будет день, зависело от того, какой будет выбран галстук. Выбор трости был не менее важен. У него была целая коллекция палок: от палки с набалдашником из чеканного серебра, покрытого французской эмалью (изделие Фаберже), до трости, принадлежавшей Виктору Гюго, или трости, которой размахивает граф Монтескье на знаменитом портрете Болдини. Самой юной была трость, кажется, принадлежавшая Саре Бернар. Я говорю «кажется» потому что, чтобы соблазнить божественного мэтра, куртизаны пытались придать своим сомнительным подношениям ауру более или менее подлинных. Дали прикидывался, что верит всему тому, что ему рассказывают. Он упивался враньем и лестью. «Чем больше мне врут, тем больше я этим очаровываюсь», — говорил мне он. И ему врали от чистого сердца.

Я бесилась от злости при виде этого парада фальшивых принцев и фальшивых девственниц, фальшивых миллионеров, псевдоактрис, которые наполняли гостиную номера в отеле «Мерис» с 17 до 20 часов. Я бы с удовольствием открыла Дали глаза на этих самозванцев, крикнула бы ему, что он заслуживает лучшего, чем эти паразиты. Но Дали обожал все это. В расчет шло не качество, а количество. Чем больше было придворных, тем больше он походил на короля в окружении своих подданных. Он любил говорить, что все люди приходят к нему, чтобы «кретинизироваться».

Если называть «кретинизацией» его учительство и его влияние на податливые умы, то я начинала мало-помалу «кретинизироваться» благодаря этому опасному обольстителю.

Я решила провести несколько дней отпуска у свои друзей, имевших небольшой сельский дом недалеко от Перпиньяна. Приехав в это чудесное место, я позвонила Дали.

— Вы на вокзале в Перпиньяне! — возопил он. — Да это просто замечательно!

Я, собственно, еще не добралась до вокзала, но собиралась там сесть на поезд, идущий в Фигерас, самую близкую к Кадакесу железнодорожную станцию.

— Хорошенько посмотрите вокруг! Вокзал Перпиньяна — это центр мира. Я вас жду завтра вечером в Порт-Льигат в 7 часов. Целую.

Внимательно рассмотрев вокзал Перпиньяна, я не нашла там ни малейшего свидетельства того, что это центр мира. Маленький вокзал, ничем не отличающийся от других вокзалов, где останавливались поезда, следующие в Испанию. Ничего в духе Дали, ни в архитектуре, ни в цветах. Туристы, черные от солнца, скандинавы с рюкзаками на плечах. Почему же Дали утверждает, что это центр вселенной?

Когда поезд прибыл в Фигерас, родной город Дали, пейзаж почти не изменился, но я находилась уже в Ампурдане, на территории Дали. Солнце палило вовсю, да и к тому же мне пришлось самой нести свой багаж до ветхого автобусика. Было заметно, что испанские каталонцы гораздо угрюмее их французских собратьев и с большей неприязнью относятся к иностранцам. Я говорила по-испански и решила добираться до Кадакеса своим ходом. Нужно было карабкаться вверх по узкой горной тропинке, на виражах я задыхалась, и путешественники-каталонцы посматривали на меня неприязненно. Эти 30 км заняли у меня час. В Кадакесе мне сообщили, что Дали живет на побережье бухты Порт-Льигат. Здесь дорога кончалась, и нужно было опять брести по извилистой тропинке. Этот Порт-Льигат был просто концом света.

На площади маленькой белой деревушки, расположившейся на берегу синего моря, находилось кафе «Осталь», на террасе которого имела обыкновение собираться молодежь. Зная, что близнецы были где-то в здешних краях, я спросила у одного длинноволосого парня, не знает ли он их. Джон и Денис? Конечно, он видел их утром на пляже, и они должны вот-вот подойти. Это кафе было местом встречи богемной молодежи, барселонских интеллектуалов, которые проводили выходные дни в Кадакесе, здесь их называли «этими божественными левыми». Однако «божественные левые» предпочитали замалчивать фигуру Дали, их шокировала состоятельность художника и буржуазная роскошь, которая его окружала. В Остале можно было встретить писателя Жана-Франсуа Рея. Некоторые сцены из фильма «Механические пианино», экранизации его известного романа, были сняты здесь же; кроме того, в Осталь захаживали туристы и манекенщицы.

Загоревшие близнецы появились в компании девицы с весьма соблазнительной грудью. Они рассказали мне, где можно снять комнату за несколько песет, и Дали покурить травки, чтобы я была в форме, когда к 7 часам вечера мы отправимся к Дали. Они носили, как и все здешние рыбаки, эспадрильи, нечто вроде холщовых туфель на веревочной подошве, привязанных к лодыжке черными лентами. Я тут же купила себе на рынке пару таких туфель и больше не носила в этих краях другой обуви, каждый год покупая новые. Я купила еще соломенную корзину и шляпу, которые хорошо сочетались с моим платьем в крупные цветы, купленным на Портобелло Роуд (блошином рынке в Лондоне). К корсажу платья была приколота эмалированная стрекоза и крошечные разноцветные эмалированные бабочки.

Близнецы, Тони (танцор с бровями, подведенными марокканским карандашом), две или три девушки и я сама составляли весьма живописную группу. Вместе мы вскарабкались по маленькой каменистой тропинке, уходившей вверх, и тут, на горной поляне, около белого кладбища, высившегося над бухтой, нашим глазам предстало необыкновенное зрелище.

За нами, внизу, был Кадакес со своими тесными домишками, жавшимися друг к другу, над которыми возвышалась колокольня, а у наших ног была самая маленькая бухта в мире, Порт-Льигат, почти что островок, окруженный морем, образовывавшем здесь нечто вроде небольшого озера. Дом Дали, защищенный от любопытных высокими стенами, беленными известкой, выглядел очень большим. Весь белый, он казался еще выше из-за больших яиц, помещенных на зубцах стен. Несколько кипарисов, оливы. Лодка, казавшаяся в лучах солнца золотой, неподвижно покоилась на фоне синего моря.