Яков Хелемский - Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых
- Название:Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советакан грох
- Год:1986
- Город:Ереван
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Яков Хелемский - Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых краткое содержание
Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.
В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.
На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.
Черта горизонта: Стихи и переводы. Воспоминания о Марии Петровых - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Долго песни на морозе,
Долго скрытые лежали.
Не убрать ли их с мороза?
Песен с холода не взять ли?
Не внести ль ларец в жилище,
На скамью его поставить,
Под прекрасные стропила,
Под хорошей этой кровлей…
(Перевод Л. Бельского)
Сильва Капутикян. Наша дорогая сестра
«Из жизни ушла Мария Петровых — прекрасный поэт и переводчик, человек, беззаветно преданный армянской литературе, достойный преемник Валерия Брюсова и Веры Звягинцевой.
В жизни знавших ее близко не стало удивительного человека, любящего, трепетного сердца. Угас голос совести, всегда бдительный, отмечавший твою правду, корректировавший твою ошибку.
Я была из тех, кто близко знал ее, более того, я тридцать лет была ее другом, ее подругой. Встречая ее, я забывала, что говорю не на родном языке. С ее потерей в Москве закрылась дверь, которая распахивалась на мой истосковавшийся звонок, закрылось ее окно, излучавшее свет и сияние на моем пути. Нет больше отзывчивой, понимающей души, поддерживавшей меня в трудную минуту. И я знаю, всякий раз, когда буду ступать на московскую землю, до боли буду чувствовать всю невосполнимость этой утраты.
Каждого человека можно сравнить с каким-либо литературным жанром. Есть человек-роман, может быть человек-драма или трагедия, есть человек-поэма или же эпос. Мария Петровых была стихотворением, трепетным — каждый нерв как струна натянут, — тревожным, но крепким, дышащим цельностью классическим стихотворением. Как ни трепали ее хрупкое существо жизненные перипетии, они не смогли сломить ее цельности, не исказили ее благородной структуры.
Для нас было счастьем и честью, что такой человек раз и навсегда полюбил Армению и как родной связал с нашей страной свою жизнь и свой светлый талант, посвятив себя переводу нашей поэзии, редактированию наших русских изданий. И как же это было справедливо, что последней радостью последних дней жизни для Марии Петровых явилась благодарная оценка армянского народа — премия имени Егише Чаренца, первая в нашей истории премия за перевод».
Эти строки были написаны в первые же минуты после того, как я узнала о кончине Марии Петровых, в момент, когда из души, потрясенной внезапной вестью, вырываются самые горячие, самые взволнованные слова. И сейчас, после стольких лет, они не только не кажутся преувеличенными, а наоборот — даже скудными, сдержанными по сравнению с тем, что я испытываю, произнося ее имя, читая ее стихи и переводы.
Мария Петровых была из тех людей, которые раз и навсегда входят в твою судьбу, и никакая смерть не может вытеснить ее из твоей жизни, из твоего сердца. Она для меня не только близкий, родной человек, но своеобразный символ, воплощение нечто большого и значительного.
Я посвятила ей стихотворение «Русскому другу».
Поэтессе Марии Петровых
Высокая дружба подмены не хочет,
Не нужно ей фальши и лести ничьей.
Бывает, что чистые чувства порочат
Потоком неискренних, праздных речей.
Словами, подобными липкому тесту,
Спешат доказать, что, мол, слаб я и мал,
И к месту подчеркивают и не к месту,
Что жизнь и дыхание кто-то нам дал.
Мне попросту хочется снова сегодня
С тобою, сестра моя, поговорить.
Как быть, чтоб слова зазвучали свободней,
Чтоб с праздником их не посмели сравнить?!
В Звартноце мы встретились… Что-то большое
Светилось во влажных глазах, в глубине.
Ты — тоненькая — мне казалась свечою,
Сгорающей на своем же огне.
И мы подружились. И стала ты другом
Заветной, как памятка, древней страны,
Коснулась ты с благоговейным испугом
Души ее, словно письмен старины.
И ты увидала, как в глуби колодца,
Бездонное горе — наш давний удел,
И то, как, поднявшись из праха Звартноца,
Орел на колонны из туфа взлетел.
Как я, ты гордишься красой наших песен,
Без скидки осудишь любой наш порок,
И не покровителем — другом без спеси
Ты переступила наш новый порог.
Сестрой ты бываешь мне в грусти и горе,
Защитником-братом в опасности час,
Когда ошибаюсь, взволнованно споря,
Меня исправляешь, любя, горячась.
Когда обижаюсь на мир, на тебя я,
Прощаешь ты мне охлажденье мое,
Смеешься, когда, чувство меры теряя,
Без удержу славлю я только свое…
И пусть друг от друга живем далеко мы, —
Я знаю, что в снежной Москве для меня
Открыты всегда двери доброго дома,
Что есть у тревожного сердца родня.
Мне кажется: предки в тоске о свободе
Искали такого тепла и добра,
Когда говорили о русском народе —
Они о тебе говорили, сестра!..
(Перевод Веры Звягинцевой)
Мария Петровых и Вера Звягинцева, приехавшие в конце войны в Армению, изменили течение всей моей жизни. С ними пришло чувство общности, которое соединяет меня с широким миром. Наша дружба с Марией Петровых длилась тридцать лет.
В хрупкой внешне, удивительно скромной этой женщине была скрыта огромная сила, металл в характере. Для меня она была как внутренняя совесть, всегда в дни сомнений я обращалась к ней — она одобряла или осуждала, и я знала: она права. Ей первой всегда читала новые стихи. Когда беседовала с ней, то забывала, по-русски я говорю или по-армянски. Это был особый язык — язык души.
Ныне, после долгого-долгого перерыва, заполненного работой над прозаическими книгами, вновь родились стихотворные строки. (Правда, я говорила уже, что и прозу свою считаю частью работы поэта. Просто то, о чем хотела сказать, не ложилось в рифму, требовало большего полотна. Да и что такое художественная публицистика, если не родная сестра поэзии? Ведь и то и другое требует обнажения души.)
Но тут, случайно или нет, между пушкинским праздником в Михайловском и Всесоюзным писательским съездом, две недели в Малеевке подарили мне новые стихи. Они совсем иные, чем прежде. Пятнадцать четверостиший-раздумий. Годы, опыт, видимо, диктуют и форму и содержание. Впервые есть стихи и… нет Марии. Вот подстрочный перевод четверостишия, посвященного ей:
Сердце мое переполнено, кто в его дверь постучится?
Со своими новыми песнями к кому мне теперь постучаться?
Ах, ты одна умела лить слезы по-армянски,
Чтоб перевели мои слезы, к кому мне теперь постучаться?
Маро Маркарян. «Отзовись из безвестности…»
Все было свято для нее — перо, бумага, слово, все, что было в природе, в окружающем мире, на все и на всех смотрела она с неуступчивой, незамутненной честностью, с бесконечной добротой и непременным чувством — сделать добро, все, что другим в помощь.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: