Алексей Шеметов - Искупление: Повесть о Петре Кропоткине

— Рад помочь, — сказал он. — Прекрасное дело начинаете. Люди труда становятся теперь хозяевами своего края, и они должны знать его природу. Страна окружена белыми армиями и войсками интервентов, всюду гремят бои, а вы уже закладываете основу новой культуры. Прекрасное начало. — Он подошел к мамонтовым бивням, лежащим на длинном столе.

— Загадочные диковинки, — сказала девушка. — Наши ученики часто находят их в северной части уезда.

— Загадка простая. Широкая долина Яхромы в северной стороне — это ведь ложе бывшего послеледникового озера. Мамонты гибли в болотных топях. Вот я вижу тут пласты торфа — это тоже памятники древних болот. Ваш музей может заняться исследованием торфа. Как с научной целью, так и с практической.

— А кооператоры уже начинают хозяйственное освоение торфа.

— Уже теперь, в такое тяжелое время?

— Да, теперь.

— Весьма знаменательно! Люди почувствовали себя хозяевами земли и берутся за важнейшие общие дела, не ожидая указания сверху. Это свободный почин.

Он долго и дотошно расспрашивал о новой жизни уезда. Аня (так назвалась «курсистка») была работницей культурно-просветительного отдела кооператоров и готовно обо всем рассказывала, рассказывали и другие молодые женщины (дмитровские учительницы), обступившие юношески любознательного старичка.

Расставшись с ними, он не пошел гулять, поспешно вернулся домой и, возбужденный, радостный, обрушил на Софью Григорьевну свои новые впечатления и обновленные мысли о кооперации — главной носительнице его социалистических идей.

— Вот он, Соня, вот истинный путь преодоления хаоса и разрухи, — говорил он, рассказав о жизни местных кооператоров. — Народ, именно сам народ наведет порядок, не ожидая указаний правительства. Правительство республики свое сделало. Большевики передали землю крестьянам, а крестьяне сумеют распорядиться ею по-хозяйски — крестьяне, объединенные кооперацией. Кооперация — верный путь к коммунизму.

— Ну, вскочил на своего конька, понесся — не остановить, — сказала с улыбкой Софья Григорьевна. — Не резвись, побереги сердце. Мечешься, как молоденький.

Он действительно метался по столовой вокруг стола, приготовленного к обеду, — ожидали пустые тарелки, открытая парящая кастрюля и три крохотных ломтика черного хлеба на блюдце.

— Садись, ретивый, остынь.

Прислуга, Марья Филипповна, разлила овсяный суп, который и составлял весь обед.

— Не взыщите, мяса и сегодня не могла достать, — сказала она. — Рынок пустой, продавали двое говядину — одни кости. И те нарасхват. Сто двадцать рублей фунт. Я не решилась взять.

— Ничего, старикам можно обойтись без мяса, — сказал Петр Алексеевич. — Скоро огород будет кормить.

— Купить бы вам корову. С молоком легче жить. Хозяин-то продает ведь скотину. Вам, поди, по сходной цене уступит. — Марья Филипповна говорила о владельце усадьбы Олсуфьеве.

Последнее время в Москве Кропоткины жили в национализированном доме князя Евгения Трубецкого, где частенько бывал Дмитрий Адамович Олсуфьев, который и предложил им поселиться на его «дмитровском пепелище, пока оно не реквизировано большевиками», и старики без сожаления оставили свое временное жилище, холодное, тесное и такое шумное (кругом непрестанный топот и гвалт вселяющихся и выселяемых), что работать можно было только глубокой ночью, когда затихали окрестные комнаты и коридоры.

— Разве Олсуфьев еще имеет скот? — спросил Петр Алексеевич.

— Осталась корова с телкой. Они в его имении содержатся, в Обольянове. И он продает их. Я от бывшего скотника слышала, ему и велено продать. Купите. Перегоним корову и телочку сюда, я буду пасти за городом. А осенью можно сена купить, сено еще привозят на рынок.

— Может быть, и вправду обзавестись нам хозяйством? — сказала Софья Григорьевна.

— Боюсь, мы перейдем в класс собственников, — рассмеялся Петр Алексеевич. — Впрочем, есть выход — вступим в кооператив. Покупай, Соня. Ничего страшного.

— Хорошо, я куплю, — серьезно сказала жена. — А как с деньгами? Сытинских нам едва хватит до зимы. И с хозяином за мебель надо расплатиться.

— Сытин нам должен еще за одну книгу, она скоро выйдет, так что к осени получим… Марья Филипповна, как вы смотрите на дмитровских кооператоров?

— Толковые люди, хозяйство ведут умеючи. Только их почему-то в совдепе недолюбливают, косо на них смотрят.

— Косо? — удивился Петр Алексеевич. — Наверное, еще не понимают значения кооперации, этой великой силы. Она зарождалась еще в недрах старого строя, Пробивала и тогда себе дорогу. Помнишь, Соня, наших заочных курганских знакомых? Кстати, надо им написать… — Он встал и вышел из столовой в кабинет.

Курганцы когда-то часто писали ему в Лондон о своих кооперативных делах. Присылали свою «Народную газету», в которой однажды прочел он их смелое заявление, что сибирские кооператоры возьмут в будущем на себя все, что тогда делало земство.

Теперь он обращался через курганцев ко всем сибирским кооператорам.

«Вы знаете, — писал он, — в каком ужасном положении находится теперь Европейская Россия в тисках немецкого нашествия. Я уверен, его отразит русский народ, но, чтобы залечить глубоко нанесенные раны, потребуется не один десяток лет, и потому-то вы — жители Сибири — сможете во многом и очень многом помочь вашей Родине материально в виде жертв, а также развивая свое собственное благосостояние, разрабатывая непочатые богатства Сибири и помогая России возродиться в виде молодой федерации Соединенных Штатов. Только возьмитесь дружно за работу…»

Итак, он и в Дмитрове не остался в стороне от текущей жизни. Познакомившись вскоре с кооператорами, он обсуждал с ними пути развития кооперативного хозяйства. В доме будущего музея он помогал приводить в систему собранные материалы. И уже подбирал молодых учительниц и любознательных учеников в комиссию для исследования северной части уезда, то есть широкой речной долины — места послеледникового озера, где за многие тысячелетия скопились залежи торфа. Общение с людьми помогало ему в работе над «Этикой». После каждой встречи он садился за письменный стол с обновленными мыслями и подъемом настроения. Омрачало его и зачастую выбивало из равновесия лишь одно — вести с фронтов. Осадное окружение республики все опаснее сужалось. Гражданская война прорвалась теперь и в Сибирь. Продвинул туда ее Чехословацкий корпус, поднявший на пути эвакуации мятеж (происки интервентов, конечно). Эшелоны с войсками корпуса тянулись по великой магистрали от Волги до Японского моря. Белочехи и спешно сколоченные белогвардейские отряды за каких-то две недели захватили восемь городов. Но больше всего тревожила и злила Петра Алексеевича Германия. Она хозяйничала, как когда-то во Франции, на землях Украины, Польши, Литвы, Курляндии, Лифляндии, Эстляндии… Уже после Брестского договора, презрев его, она захватила Крым, взяла Ростов и теперь помогала генералу Краснову истреблять революцию на Дону и устанавливать там власть Всевеликого войска донского.