Мария Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 2: 1928–1956

11/II. Ночью был мороз -10°, бедные мои цветы. Иду в город.

29/III [1930 г.] Поезд № 13, вагон 8, место 3.

Подъезжаем к Харкiву.

Драгоценной Зоичке [145]и всем сожителям ее сердечный привет и глубокая благодарность за ласку и гостеприимство!! Нежно приветствую Мики и Вово! Крепко целую Еликона! Поклон тете Фанни и Сане.

Ночь провела неважно, не спала, дергает палец до самого плеча. Напились чаю с m-me Завадской, и она опять спит, а я пишу под тряску это письмо. Спать я, по-видимому, отвыкла и испытываю тоску (котор. останется надолго) по моим московским друзьям… Не забывайте же меня. «Мы идем к яркой звезде, котор. горит там вдали! Не отставай, друзья!..» [146]Обнимаю и целую. Маша

Хранится в папке за 1929 г. (ОР РГБ, 331.105.24), год устанавливается по соотнесению с письмом О.Л. от 30 марта 1930 г.

30-ое м. [1930 г.], утро [Москва – Ялта]

Маша, милая, дорогая, как странно, что нет тебя в Зойкиной квартире! [147]Ты подъезжаешь к солнцу, к фиалкам… Счастливая.

Проводив тебя, вернулась я с Лордом отсыревшая, озябшая, сели втроем с Адой у меня, выпили по рюмочке хереса, затем по чашке чаю, и я устала – уже в 11 ч. лежала в постели.

Вчера смотрели всем родств. составом «Сев. ветер». Очень значительный, серьезный, новый спектакль. Успех был большой, не знаю, как будет с другим составом публики. Вернулись домой, обедали 8 человек – без предварит. подготовки – чувствуешь? Обошлось. В 6 ч. я с Лордом повезли Аду на вокзал, проводили [148], она в одном вагоне с Мейерхольдами поехала [149]. Затем я прямо в театр. Вечером сидели еще, обсуждали спектакль. Лева и Вово имели большой успех. Меня все поздравляли.

Будь здорова, пиши. Целую, все тебе привет шлют. Оля

Год по премьере «Города ветров».

3/IV-30 г. [Ялта – Москва]

Милая Оля! Вот я и в Ялте!!

Сижу за письменным столом и строчу отчеты. Передо мной свой длинный развивают свиток [150]мои московские похождения и мешают мне работать.

Много огорчений и неприятностей. Одна из последних – уход нашего знаменитого Сергея Мих. [151], уезжает на родину, говорит – голодно жить в Ялте и мало жалованья. Жалеть, конечно, не приходится, но придется испытать некоторые волнения. Пожалуй, с Биржи пришлют такого управляющего, что и рад не будешь.

Погода тоже не радует – холод собачий! По дороге из Севастополя в Ялту все время хлестал в морду дождь со снегом.

Фиалки отцвели, и, пожалуй, мне не придется тебе их прислать. Поищу в тенистых местах.

Позвони Бекетовой и скажи, что в Гурзуфском сельсовете лежит бумага, присланная Центром, об освобождении ее от всяких бед [152]. Об этом передала мне Михалина. Надо бы навести справку, но я не имею ни времени, ни возможности. Приходила маленькая женщина [153], котор. охраняет Диму [154], за тяжелой посылкой, оттянувшей мне руки, и я ей советовала узнать о положении Бекетовского дела в Гурзуфе, но она боится. Не знаю, что делать и что советовать. Пусть сама напишет кому-нибудь в Ялту или в Гурзуф, теперь не страшно.

Анну Арс. [155]я еще не видела, не приходила она. Говорят, вид у нее неважный.

Как кончу отчеты, надо приниматься за высевку цветочных семян и вообще работать в саду. Лентяй мало занимался садом.

Теперь позвольте еще раз поблагодарить за ласку и гостеприимство всех, всех вас, милые обитатели кв. № 3 по Гоголевскому бульв. д. 23. Нежный привет Еликону, Мике и Вово. Умоляю не забывать меня и почаще писать. Леву жду. Письмо твое получила и тоже радуюсь успеху. Целую крепко и обнимаю. Маша

21 апр. 1930. Москва [В Ялту]

Дорогая Машенька, только что хотела садиться писать тебе, как пришел ароматичный ящичек из Ялтинского сада, и опять я умилилась – раскладывала по сортам заскучавшие в дороге цветочки, подрезала и поставила в воду; ветку сирени поставила в кипяток, и она уже поднялась, расправилась и, надеюсь, начнет распускать свои бутончики. Даже осыпавшиеся розовые лепестки собрала все и положила на японскую тарелку. Стоит у нас пасхальный стол по старому обычаю, стоят розы великолепные (от Лорда), гортензия белоснежная махровая от Вовки, подснежники, примулы, стоит пасха, кулич, яйца, кот. мы с Любой окрасили гуашью, т. к. краска покупная никуда не годится, стоят все приехавшие из Ялт. сада и расправляют крылышки. Крепко тебя целую.

Я не пишу… да как-то не хочется. Жизнь нашу ты знаешь. Только разница, что Зойкина квартира стала тихой. Без тебя мне стало как-то чувствоваться свое одиночество. Молодежь наша очень милая, но… все же это молодежь. Лева уезжал в Ленинград, походил по театрам, проветрился, но и прихворнул там. Он в восторге от Гогол. «Носа», кот. ставил Вово [156].

Я все играю. В один чудесный весенний день ездила с Лизаветой на автоб. 2 за Кунцево до Сетуни, сидели, пошли по проселку – мостик через ручей, снега еще всюду – мы, свесив ноги над ручьем, сели на мостик, и было блаженно слушать тишину, журчанье воды и радостное пение жаворонков. Раз были с Соф. Вл. в Ботанич. саду, где я подружилась с заведующей, и она сама приехала пересадить мои цветы, а мы ездили за землей. Как это мы не вспомнили о Бот. саде – вот где семена ты бы приобрела! Заведующая твоя тезка – Мария Павл. – водила нас по всем оранжереям, закрытым для публики. Это такая радость, что мы с С. Вл. ходили несколько дней под впечатлением нашей поездки в Бот. сад. М.П. дала мне много отростков, и я их выхаживаю с любовью и жалею, что скоро уеду и не буду их видеть. Стояли у меня две чудесные орхидеи.

Умер Маяковский – загадочное самоубийство. Запутал нашу бедную Нору Полонскую (жена Яншина) [157]. Для чего нужно было всю свою интимную жизнь выносить на улицу! [158]Я с нашей делегацией возлагала цветы и покрыла красными розами носки его ног, так ужасно торчавших из красного гроба. На другой день привозили нашего парикмахера гримировать Маяковского.

В субботу у меня был пасхальный стол – были Книппера, Лизавета, Мики, Вовка ночевал у меня. В церкви были.

Целую, обнимаю, привет Мих. П-чу, Полиньку и Маришу целую. Будь здорова. Твоя Оля .

Вчера Лорд говорил по телефону с Лулу, с Берлином. Сегодня в 12 ч. ночи они будут звонить нам.

23 апр. 1930 г. [Москва – Ялта]

Дорогая Маша, посылаю тебе хлебца и сладенького. Объявилась Анна Арсент., а я думала – она давно уехала… Я ее упрекала, что она не звонила и не побывала у меня – я бы ее по театрам устроила. Очень жаль. Поделись с ней немногим. Я ей почему-то обрадовалась.

Разговор по телефону с Берлином не удался – звонили, что испорчены провода. Но все же сие событие состоится.

На днях уезжает на короткое время на юг Лина Александр. [159]. Не знаю, повидается ли она с тобой. Из Гурзуфа ни строчки всю зиму, я немного беспокоюсь. Лина Ал. навестит домик – я ей дала письмо. Особенно тебе кланяется Tante F. – так и просила сказать. Соф. Влад., наши молодые, Саня, все шлют тебе привет. Обнимаю, целую. Ольга