Александр Кислицын - Овеянные славой

Не успел Собко сказать «Слушаюсь!», как начался огневой налет. Рядом рвануло землю. Выбросило широкий куст вместе с землей. На берег обрушились сотни снарядов и мин. Саперы уткнулась лицами в песчаную косу.

— Понимаю, товарищ старший лейтенант, — крикнул Максим. — Все будет исполнено.

Ротный побежал к другим отделениям. Артналет продолжался.

Теперь Собко должен все обдумать сам.

Когда лодку пригнали, конец бухты [2] Бухта — круг сложенного витком каната. уже был закреплен за сваю тут же, на берегу. Канат отнесли в лодку. Туда же положили топор, лопату и скобы. Надо было спешить, чтобы хватило ночи для переправы полка, но подгонять некого. Люди и так все делали быстро.

— Все готово. Разрешите начинать, — доложил Собко.

— Ни пуха ни пера, — ласково пожелал командир роты. — Поскорее возвращайтесь.

— Поехали, — крикнул Максим саперу Владимиру Бойцову и оттолкнулся веслом. Лодка качнулась. Бойцов разматывал канат, и тот, падая за кормой, сразу же исчезал в воде.

Максим навалился на весла и старался не думать о вражеском огне, навстречу которому они приближались. Молчал. Только один раз, когда они были на середине Днепра и мина царапнула осколком борт лодки, не вытерпел:

— Не хотел бы я сейчас принимать холодную ванну. Мина явно не наша, — и он еще сильнее нажал на весла.

Бойцов правой рукой разматывал бухту, левой черпал котелком воду и выплескивал за борт. Дырявая лодка попалась, а чинить ее было некогда.

Вглядываясь в темную пелену ночи, Собко волновался. Стрельба, не затихая ни на минуту, гудела над головой. Волной и течением относило лодку, а сил и пота он отдал уже немало, чтобы выдержать направление. Пулеметная очередь по ним и одновременно резкий толчок лодки были неожиданны. В ту же секунду Максим прыгнул в реку.

— Сели на мель. Значит, берег рядом. Ты оставайся здесь и береги лодку, — приказал он саперу и, взяв остаток каната, инструмент, осторожно пошел к берегу.

Он долго искал дерево, чтобы закрепить канат. Немцы не подозревали о такой дерзости русского воина. Трассы пуль и осветительные ракеты изнуряли, но Собко не из таких, чтобы растеряться или скиснуть при первой же трудности.

— Задание выполнили, — отрапортовал Максим.

— А я, признаться, начал уже беспокоиться. Стрельба на том берегу, ракеты… А вас нет и нет… Молодцы! От всего сердца спасибо тебе, Собко, и тебе, Бойцов! — Командир роты крепко пожал руки обоим саперам.

Паром, давно готовый к отплытию, покачивался у причала. Расчет грузил пушку. За пушкой вбежал на паром взвод солдат с пулеметами.

— Отчаливай! — гулко разнеслась команда.

— Есть отчаливать, — повторил Максим. Его саперы вместе с пехотинцами и артиллеристами, потянули за мокрый канат, и паром плавно пошел вперед.

В ясный февральский день 1961 года постучался я в маленький домик в селе Бобровка. Радушно встретила меня Анна Андреевна Собко.

— У Максима Ильича было безрадостное детство. Еще до Октября родители мужа покинули Украину, поселились в Кустанае, где и родился в 1908 году Максим, — не торопясь, рассказывала Анна Андреевна. — Немного учился Максим: всего два года. Другое дело теперь. Наши дети все в люди вышли. Михаил — капитан Советской Армии. Николай окончил Челябинский политехнический институт и работает в Миассе инженером. Лида окончила десять классов и мечтает о торгово-промышленной академии.

Я перелистываю документы, сохраненные Анной Андреевной. Среди многих бумаг одна особенно взволновала меня.

Машинописная страничка, подписанная генерал-майором Мельниковым и начальником политического отдела подполковником Петровым, гласит:

«Тысячи вражеских мин, снятых Собко, и десятки построенных при его участии переправ оказали большую помощь наступающим частям. Саперы отделения Собко при форсировании Днепра творили чудеса, круглосуточно переправляя через Днепр войска и технику».

Однополчане писали о преждевременной и дорогой утрате храброго воина, память о котором гвардейцы хранят в своем сердце.

Письма фронтовиков! Страницы героического прошлого. Как они дороги нам, современникам Максима Собко.

Тысячи снятых и обезвреженных мин, десятки переправ, построенных при его участии… Сколько раз Максим Ильич Собко смотрел смерти в глаза.

Нет, такие герои не умирают!

Полк форсировал Дон под вечер. Два орудия батареи переправили на плотах, а два — прикрывали переправу огнем. Орудия с трудом вытащили на берег. Укрыться негде, а гитлеровцы так и садят минами. Еле дождались ночи. Переправили остальные орудия. С трудом наладили связь с пехотой, продвинувшейся вперед. Встали на огневую позицию.

Лейтенант Ульянов был в восторге от огня расчетов. Стреляли с закрытой позиции.

— Разнесли в щепки два немецких блиндажа. Молодцы! — кричал он по телефону.

…А батарея давно без лошадей. Кони погибли от истощения, осколков и пуль. На пеньковых лямках, а то и просто на руках десятки километров тащили бойцы расчета орудия в грязь и стужу, через поля и овраги. Главное для артиллериста — сберечь орудие. И батарея ни разу не отстала от пехоты.

Однажды ранним утром в разгар январских боев на огневую позицию у деревни Крутики пришла группа женщин. Они остановились около пушки Павла Брякина, с волнением разглядывали бойцов.

— Заждались мы вас, родимые. Горя-то сколько от злодея приняли, — говорили, утирая слезы.

Женщина лет сорока пяти рассказала:

— Жил в моей избе обер-лейтенант. Позавчера со стола у него исчезла пачка сигарет… — Она зарыдала, закрыв лицо руками. — Обер-лейтенант рассвирепел и приказал привести всех ребятишек с нашей улицы… Солдаты приволокли семерых мальчиков, в том числе и моего Витьку… и немцы расстреляли их из автоматов на наших глазах…

Павел стоял напротив рассказчицы и видел ее глаза, полные грусти и слез. «Такие же, как у мамы, серые, красивые глаза», — подумал он. Поглядел на наводчика Якова Табачука, на командира своего орудия Уткина. Артиллеристы скорбно молчали.

В тот день пушки не умолкали, и не было бойца на батарее, кто бы не знал о страшном горе семи матерей.

У города Калача войска двух фронтов соединились, и немецкие армии оказались в «котле». Бешеный огонь обреченного врага, разбитые мосты и дороги, глубокий снег, захватывающая дыхание стужа, пустой желудок и смертельная усталость от бессонных ночей не останавливали советских воинов.

Недалеко от тракторного завода полки дивизии ведут горячий бой. Немцы упорствуют, не сдаются. Дрожит земля от взрывов, колышется воздух над развалинами города. Немцы втащили на водокачку два крупнокалиберных пулемета, две малокалиберные пушки и хлещут огнем. Советским артиллеристам приказано уничтожить вражеское гнездо на водокачке. Слаженно работают артиллеристы, да не легко попасть в цель.