Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная

Уже за кулисами.

– Маша, за годы «Царской охоты» что произошло в твоей жизни?

– Рождение еще одного ребенка. Владик-то у меня и до царицы был. Кстати, еще студентом он выходил в массовке в «Царской охоте», маршировал. Когда его приняли в труппу, я испытала чудовищные чувства. Страх, любовь, гордость.

Я каждый раз себе говорю, что в театре к этому человеку не имею отношения. Я понимаю, что ему 20 и его надо отпустить, что у меня в его возрасте уже ребенку год был, но… Владик начинает с «кушать подано», что правильно. У меня такого не было. Я беспокоюсь только об одном – чтобы он не разочаровался в театре.

– Как складываются взаимоотношения режиссера Туминаса с артисткой Ароновой?

– Я скажу так: артистка Аронова восхищается его талантом, бесконечно хочет с ним работать и ждет от него предложения. К великому сожалению или счастью (не могу определить), я себя не умею предлагать. Я умею ждать и быть послушной. У меня абсолютно правильные взаимоотношения с режиссером: я – женщина, он – мужчина.

– Маша, мне кажется, у тебя заниженная самооценка.

– Я никогда этого не скрывала – я абсолютный трус. Я – глина, которая может быть отвратительной кучей или восхитительной вазой в руках хорошего гончара. Римас предлагал мне участвовать в «Дяде Ване», сыграть Елену Андреевну.

И что получили в сухом остатке? Аронова, яркая, производящая впечатление сильной женщины, струсила. А скромняга Дубровская сыграла чеховскую героиню. Как же в театре все запутано…

Режиссер Владимир Иванов говорит мне, что спектакль прожил достойную жизнь, на нем выросли артисты и что, видимо, пора ему…

– Не жалко?

– Жаль, конечно.

И мне жаль, и зрителям, и артистам. И хорошо, что с ним прощаются на грустной ноте, а не тогда, когда артисты на спектакль-долгожитель и смотреть уже не могут.

P. S . «Животная» ремарка: при царском дворе, и так написано у драматурга Зорина, были уиппеты – редкая порода собак. Для спектакля их начали искать по Москве, нашли с трудом. Но когда их привезли в театр, они с перепугу окропили все углы и кулисы. Не могли привыкнуть долго. Но самое потрясающее произошло потом. В день спектакля с самого утра собаки садились у двери и ждали, когда к вечеру подадут машину и повезут их в театр. Потом, отыграв, получали гонорар за выход (естественно, хозяева, а не собаки) и с чувством выполненного долга уезжали.

Капуста – овощная культура. Она же – спектакль, устраиваемый после спектакля и называемый еще «капустником».

На самом деле, что же такое капустник? Здесь есть три важных момента, без которых умом капустник, как и Россию, не понять. Во-первых, «капуста» – дело закрытое и «рубится» в театре не для всех, а только для своих, то есть театральных людей и тех, кто к ним примыкает. Во-вторых – дело веселое и хитрое, с перевесом одного над другим в зависимости от исторического момента: какая власть на дворе, такой и капустник. И, в конце концов, «капуста» не рыночный, то есть поточный, товар, а исключительно штучный, который производят исключительно штучные люди, живущие по принципу:

Зададимся вопросом – каким образом в столь духовное и трепетное дело как театр затесалась столь прозаичная капустная материя? Корни по привычке стоит искать в народе. Профессор РАТИ (Российской академии театрального искусства) Людмила Тихвинская считает, что сам термин «капустник» пошел будто бы от обычая после сбора урожая всем миром рубить капусту, переходя из дома в дом. А пока рубили, не отказывали себе в шутках и розыгрышах. Родоначальником же закулисного капустника считается актер Александринского театра легендарный Константин Варламов.

– Капустник как жанр расцвел и оформился во МХАТе, чему немало способствовали его отцы-основатели, – рассказывает Людмила Ильинична. – Во всяком случае, сам Станиславский серьезно относился не только к собственной системе, но и к сочинению капустников. Сам же в них охотно участвовал, представляясь в роли пародийных персонажей.

Мхатовские капустники не только развлекали. Они и двигали искусство. Именно благодаря им в Гнездниковском переулке родилась «Летучая мышь» – театр-кабаре, куда после трагедии (скажем, «Гамлета») съезжалась вся фрачная Москва «оттянуться» на веселом зрелище. Самое интересное, что в балаганных представлениях «Летучей мыши» участвовали самые что ни на есть знаменитые артисты. Например, великая Книппер с удовольствием представлялась кафешантанной певичкой. Это еще раз доказывает, что «капуста» – дело весьма серьезное и занимаются им не менее серьезные люди. Сразу нескольких встречала на «Веселой козе», о которой речь впереди.

Григорий Горин справедливо считался ветераном капустного движения… Траектория его овощного полета: мединститут – Дом работников искусств – Дом актера.

– В пятидесятые-шестидесятые годы капустники были главной отдушиной для творческой интеллигенции. Цензура смотрела на них как бы сквозь пальцы. Это был не самиздат, а сампостат: то есть сами написали, сами поставили, сами сыграли. Кто виноват? Ищи ветра в поле.

Горин и встретившийся с ним еще в 1-м Медицинском институте Аркадий Арканов писали по тем временам неприличности, пародируя туповатые плакаты медсанпросвета. Потом началась политика. Так, например, по их авторской прихоти в капустнике театра «Крошка» при Доме работников искусств в сцене «Иван Грозный убивает сына» Грозный говорил с акцентом Сталина. Тирана воспевал поэт Пейсаковский (все узнавали Исаковского). Сюжет оперы «Кармен» перенесли на свиноферму, где хор пел: «Ваня идет, правду несет. Правду несет – Ваня идет». На это все-таки отреагировала партийная пресса, разразившись статьей «Опасные забавы „Крошки“», в которой было написано следующее: «Так измываются стиляги от искусства Арканов и Горин над русским народом». В результате дуэт инородцев неофициально прикрыли. Но он всплыл в Доме актера, где капустниками заправлял Александр Ширвиндт с веселой актерской компанией – Державиным, Сатановским, Адоскиным, Ивановым, Подгорным…