Юрий Жуков - Люди сороковых годов

Катуков внимательно наблюдает за ходом переправы, следя за минутной стрелкой своих часов. Здесь же офицеры ряда частей. Люди вымокли, устали, но никто не ропщет: уже давно поняли глубокий смысл суворовской фразы: "Тяжело в ученье - легко в бою".

На обратном пути останавливаемся у околицы деревни: тут стоит, подняв могучий ствол к небу, мощная советская 203-миллиметровая пушка без замка, оставшаяся на огневой позиции в дни отступления в 1941 году. В стволе ее до сих пор снаряд. Немцы только вынули гильзу с порохом. Крестьяне рассказывают: здесь в первый день войны стояла наша батарея. Остальные пушки успели увезти, а эта осталась. Сейчас возле пушки хлопочут ремонтники, хотят ее утащить и сдать в капитальный ремонт, может быть, еще удастся вернуть в строй.

Катуков внимательно оглядывает орудие, как своего старого знакомого. Видать, вспоминается ему много горького о тех страшных днях, ведь и он в ту пору не так далеко отсюда вел тяжкие бои, отходя со своей дивизией на восток.

- Вы знаете, - вдруг говорит он, - я вот собрал сейчас в этих краях сорок четыре наших танка, подбитых в 1941 году, есть среди них и Т-34. Представьте себе, многие машины удалось восстановить, и они сейчас готовы к бою. Тогда мы потеряли много техники. Но гитлеровцам это обошлось дорого...

* * *

18 ноября. Опять у Катукова. У него острый приступ воспаления почек. Лежит с грелкой, пьет изготовленный по его собственному рецепту настой из травы "медвежье ушко" и читает... Библию, изучая, по его выражению, "быт крупных скотоводов долины Тигра и Евфрата". Библию выпросил у православного попа в деревушке на берегу Вислы.

Снова долгий разговор об охоте, о зверях, о птице, о рыбе, о способах их добычи. Я узнаю от генерала великое множество самых разных вещей: что кондор летает на высоте до 9000 метров, а гриф - лишь около 8000 метров; что тетерев-косач сейчас, когда облетела листва, садится на ветви, а летом он спит на земле, у него черные крылья, красные сережки, белая грудь, хвост лирой, а вот тетерев-глухарь прячется в самой глухой чащобе; что ершей надо ловить над тинистым дном, а окуней - над песчаным, где галька.

Катуков вспоминает, как, охотясь под Ружином до войны, он убил там утку, окольцованную ленинградскими юными натуралистами. Послал тогда им письмо, но оно почему-то вернулось с пометкой "Адресат не значится". А потом началась война, и зимой 1943/44 года в районе Ружина Катукову довелось охотиться не на уток, а на гитлеровских "тигров".

Генерал остро тоскует по своим родным местам. Нарисовал по памяти план родной деревни Уварово, что близ Коломны, по пути к Кашире, и показывает, где пруд, где мост, где пожарный сарай, где отцовский дом. Потом начертил план района. Приказал ординарцу Ване принести потрепанный портфель, в котором, как реликвия, хранится карта района подмосковных боев 4-й бригады, которая захватывает и Уваровский район, - вот как близко к дому пришлось воевать, можно сказать, защищал свою деревню!

Снова и снова возвращается к своей мечте о том, как хорошо было бы после войны стать лесником, поставить домик где-нибудь на Оке и там жить...

В самом разгаре этой долгой, лирической беседы вдруг в дверь заглядывает остроглазый, бритоголовый, тонко усмехающийся начштаба Михаил Алексеевич Шалин в сверкании своих трех "Кутузовых", "Богдана Хмельницкого", большого английского креста и прочих орденов, со шпорами, в синих галифе с алыми генеральскими лампасами. Под мышкой объемистые папки.

- Если разрешите, товарищ командующий, я к вам ненадолго.

Катуков, закусив губу от боли, поднимается с дивана:

- Пойдем в ту комнату...

И они уединяются часа на два, разрабатывая очередной вариант предстоящей большой операции.

Я ухожу в лес. Там все по-прежнему безмятежно. Легкий пух инея лежит на все еще зеленой траве. Над виллами курятся дымки. Неподалеку раздаются отрывистые, четкие слова команд - комендантский взвод проводит занятия по строевой подготовке. Как будто бы ничего не изменилось...

Но мы - на войне, и еле уловимые знаки предвещают скорое окончание затишья: шоферам приказано выписать полный запас горючего; командарм отменил командировку адъютанта в Москву; отпуска прекращены; сам командарм не выезжает даже на охоту, стараясь неотлучно находиться близ телефона ВЧ, связывающего армию со штабом и со Ставкой Верховного Главнокомандования.

Скоро, скоро грянет гром!

* * *

21 ноября. Сумрачный денек. Снег на крышах вилл, остекленевшие, схваченные морозом грибы в лесу, серая мгла на горизонте. Генерал в серой папахе и ладно скроенной шинели, оправившись от острого приступа болезни, позволил себе первую прогулку. Под мышкой у него ящик трофейных сигар хочет угостить старых друзей - зенитчиков из батареи Зеленкова, проделавшей с ним долгий путь от Москвы до Вислы.

Но... подошел к блиндажам зенитчиков и пришел в ярость: клумбы, подготовленные к 7 ноября, растоптаны, на виду лежат картофельные очистки, валяются консервные банки, щепки от дров. И сразу - гром и молния!

- Варвары! Не буду с вами разговаривать, пока не наведете у себя армейский порядок. Какие вы после этого гвардейцы? А я еще хотел вас сигарами угостить. Идите от меня прочь, и чтобы через час был порядок!

Сконфуженные и расстроенные, зенитчики бросаются наводить порядок. Можно не сомневаться, что через час здесь все будет сверкать...

Прогулка, которая, как было клятвенно обещано врачу, должна была быть тихой и безмятежной, - главное, чтобы не волноваться! - превращается в самый настоящий инспекторский смотр.

В лощине течет ручей. Черный, предзимний лес. Серые дымки над землянками. Слышатся щелчки револьверных выстрелов - группа офицеров на стрелковых занятиях. Здесь все по правилам: старший в группе, капитан, построил участников занятий и отдал рапорт по всей форме.

- Как стреляли? Кто не выполнил задания? Три шага вперед... Дайте-ка сюда ваши пистолеты и револьверы.

Катуков берет пистолет и наган у двух офицеров, которые ни разу не попали в мишень, и стреляет - сначала правой, потом левой рукой. Шестерка, восьмерка, девятка... Значит, оружие не виновато. Берет еще два пистолета. На этот раз пули ложатся кучно, но в стороне от центра мишени. Генерал приказывает отдать эти два пистолета оружейному мастеру на проверку. Собирает офицеров, угощает их сигарами и показывает, как надо держать пистолет - указательным и большим пальцем, не зажимая рукоятку, свободно играя им в руке и не допуская углового смещения.

Вдруг генерал замечает на земле стреляные гильзы и опять хмурится:

- По уставу положено выдавать на стрельбах патроны строго по счету и сдавать гильзы, докладывая: "Лейтенант Иванов выпустил три пули, сдал три гильзы". Это же ценный металл! Как же вы... Немедленно собрать все до одной гильзы!..