Никита Михалков - Мои дневники

И ничего больше не происходит.

Пауза с чаепитием из термоса. И дорога домой при закатном солнце.

Я хочу просто напомнить, что баня, скажем, – это не то место, где жиды решают свои дела и пьют, и жрут. Баня – это замечательная награда за тихий и регулярный труд, это праздник, это соединение духа с плотью, это гармония, а не что-то другое.

И так далее – несколько фильмов.

Застолье. Человек самозабвенно балагурит и хохочет, потом видит вдруг пятно на белых джинсах, перестает ржать и начинает сосредоточенно его разглядывать.

Быть русским – это значит, если у тебя чего-то нету, не надо мучиться и лезть из кожи, чтобы оно обязательно появилось, а значит – «нету и не надо». «Нет, и х… с ним!»

Старик обедает в вокзальном ресторане. Рядом на столе – приемничек: из него во всю мощь поет Шаляпин. Потом выясняется, что старик практически глухой.

Любовная длинная сцена с разговорами, хождениями по квартире, страстной прелюдией… Она уходит в ванну после долгих общений, он, завернутый в простыню, по-хозяйски рассматривает квартиру. Входит в соседнюю комнату, там – совершенно чужие одетые люди. То ли его ждут, то ли занимаются своим делом, то ли с ними – ее муж и т. д…

Хорошо здесь то, что в результате этого перепада сразу возникает совершенно иной масштаб действия.

Для «Дебюта»:

Пробивающаяся в какое-то злачное место компания. Унижаются, просят, через дверь разговаривают. Суют какие-то ксивы, называют имена. Наконец, после кошмарных унижений и сложностей, попали.

Длинная, на много минут, пауза за столом. Говорить не о чем! Думаешь, что там, где-то за дверью, за стенкой, вдруг что-то случится – и ты изменишься, тебе помогут. Но никуда от одиночества не убежать, не укрыться. Все, что в тебе есть или, наоборот, нету, то есть пустоты твои, – все это носишь с собой.

Два интеллигентных человека – пьяненький и трезвый. Пьяненький все пьет и раскрывается. Преимущество трезвого все более растет. Он вежливо поддакивает, кивает. А пьяненький говорит о сокровенном, о доме, о родине, называет какие-то имена, рассказывает о трогательных и пронзительных событиях… Трезвый все слушает. Пьяненький пишет ему на бумажке телефон, адрес. Трезвый берет, кладет в карман. Расстаются…

Через несколько дней трезвый нашел эту записку. Повертел и выбросил.

Лживый флирт-симуляция. Взгляды с поволокой, дежурные, пустые слова с видимостью искренности. Потом она вышла, а он необыкновенно сладко зевнул.

А может быть, она вышла, но тут же зачем-то вернулась – и застала это зевание!

Человек деловито бегает по гостинице с «дипломатом», а в нем – женское белье, взятое в залог у дамы, которая у него в номере. (Чтобы не «соскочила».)

Сразу ясен весь характер!

Пьяный в майке, брюках и мятой серой летней шляпе лежит на пляже. Пиджак и рубашка рядом свалены «комом». Пьяный лежит, подложив под голову руку, – обозревает окрестности независимым взглядом.

Шофер автобуса, в котором полно пассажиров, заехал домой «на минутку», а там дело дошло до глобального выяснения отношений или любви сумасшедшей… И полный автобус людей, ожидающих водителя.

Белое полотенце, «горящее» на солнце, в руках человека, идущего к речке.

Красная рябина над умывальником в ночи под лампочкой.

На утреннем белом контровом – на общем плане с сияющими под росой травами – мальчишка-пастушок играется с маленькой сухонькой старушкой. Поднимает ее на руки… Рядом жуют траву коровы.

Замечательная история для кино. Два работника милиции должны доставить в Одессу задержанного в Москве преступника. Сами они из Архангельска, а преступник еще откуда-то. В Москве все в первый раз. Преступник прикован к одному милиционеру наручником, чтобы не сбежал.

Так как все они в Москве в первый раз, то весь день до самолета бегают по магазинам и историческим местам. К вечеру обвешаны все свертками, побывали даже в Третьяковке…

Наше кино похоже на часы без минутной стрелки: «Двадцать минут чего-то, без пятнадцати что-то». Настолько все приблизительно!

Картина о том, как меняются, гибнут человеческие отношения. Подробно о том, как какая-то невыясненная мелочь, разлагаясь в душах, губит отношения и превращает друзей во врагов. Делать подробно, дотошно и страшно – не только по сути происходящего, но и по ужасу от того, как разрастается мелочь. Как страшна гордыня.

Лежание и играние в игру – кто дольше протянет звук без вздоха. ( Воплощено в «Утомленных солнцем» 1994 года. – Современный комментарий автора. )

С дочкой Надей в фильме «Утомленные солнцем» (1994)

История, построенная на том, как взрослые люди рассказывают о своем детстве и самое главное – о школе.

…Девочка, отвечающая у доски и от волнения поднимающая постепенно юбку и фартук, собирающая их в складочку!

Фотоавтомат и фотографирование в нем. (Может быть, финал картины.) Человек забрасывает и забрасывает монеты, корчит рожи, а автомат все снимает и снимает его, и из щели все лезут и лезут его фотографии.

Одинокое пьянство в номере иностранной гостиницы. Номерок плюгавенький, по радио передают ностальгические для этой страны песни – вальсы и танго, которые распевает сладкий голос под аккомпанемент аккордеона, кларнета, ударника, баса и маракасов.

Постепенное «наливание», потом безумный танец в одиночестве. Бесконечно подробно и бесконечно долго. Главное – точно подвести к тому состоянию, в котором это станет невероятно интересно – так, что не оторваться, даже захватывающе. (Вступают кастаньеты и…)

При этом поведение героя должно быть понятно (то есть почему он такой). Тогда, при всей филигранной точности, будет возможно и любое хулиганство в импровизации.

Мама гладит дочке ленты. Дочь склонила голову, и мама гладит ей банты прямо с кос.

Мастер телеаппаратуры пришел к кому-то чинить телик. Починил. Хозяин предложил выпить. Выпили. Сбегали и еще выпили. Опять сбегали…

И тут что-то из того, что лилось с экрана, раздражило сильно. Заговорили вообще о том, что народу годами показывают…

Хозяин и говорит:

– А давай это ТВ проклятущее выкинем к чертовой матери?!

– Давай!

И выкинули телевизор с балкона.

История о деревьях, которые сажали влюбленные, уединившись от остальных. Все зимой померзло, и только то, что посадили любящие друг друга, выжило.