Питер Гай - Фрейд

И в отношении тревоги, и в отношении защитного процесса выводы основателя психоанализа в значительной мере опирались на наблюдения, сделанные им со своего любимого места – кресла позади кушетки с пациентом. В работе «Торможение, симптом и страх» мэтр снова, почти с ностальгией, вспоминает истории болезни, которыми дорожит больше всего: маленького Ганса, «человека с крысами», «человека-волка». Он не видел причин отказываться от этих источников информации. Как бы то ни было, сопротивление, которое оказывают пациенты с целью предотвратить изменение своих невротических привычек, предпочесть страдание болезненным открытиям, – это и есть защитные процессы в действии. Но Фрейду было хорошо известно, что невротики не обладают монополией на подобные стратегии. Они лишь преувеличивают поведение обычных людей, превращая его в безошибочно и легко различимую карикатуру. Приведем всего один пример. Возможно, изоляция является привилегией страдающих неврозом навязчивости, но его невротический аналог – концентрация. Отвлечение внимания от конкурирующего стимула – это абсолютно нормальный психический процесс, направленный на выполнение задачи. Таким образом, защитные процессы, как и страхи, универсальны, и они очень важны для людей. Именно к этому выводу пришел основатель психоанализа, размышляя над «Травмой рождения». Своей попыткой отделить себя от Фрейда Ранк сослужил ему хорошую службу, сам не подозревая об этом.

Довольно неаккуратная структура работы Фрейда о защитных процессах и тревоге, со всеми ее повторениями и стилистическими погрешностями, особенно заметна в сравнении с другими его трудами. Как бы то ни было, эти недостатки не свидетельствуют об утрате мэтром литературных способностей. В 1926 году, когда вышла статья «Торможение, симптом и страх», он опубликовал еще один небольшой очерк, в котором проявились прежняя яркость стиля и привычный сдержанный юмор: «К вопросу о дилетантском анализе». Эта смесь полемики и популяризации может считаться – как удобочитаемое введение в психоанализ – одной из самых убедительных работ Зигмунда Фрейда. Примечательно, что мэтр решил представить свои аргументы в виде диалога – литературной формы, приглашающей к неформальному тону изложения, которым он уже не раз пользовался.

Вне всяких сомнений, истоки памфлета, связанные с текущими спорами, побудили Фрейда вновь вернуться к некогда характерной для него самоуверенной задиристости. В конце 1924 года один из высших медицинских чиновников Австрии обратился к основателю психоанализа с просьбой высказать свое мнение о дилетантском анализе, и Фрейд, исполненный оптимизма, писал Абрахаму: «…в таком вопросе, я надеюсь, власти ко мне прислушаются». Впрочем, дело оказалось намного сложнее. В начале следующего года городские чиновники, очевидно предупрежденные Вильгельмом Штекелем о присутствии в Вене психоаналитиков без медицинского диплома, обвинили Теодора Рейка в запрещенной медицинской практике. Рейк, один из молодых последователей Фрейда, объяснил венскому магистрату, чем именно он занимается. После жарких дискуссий, заключений экспертов и судебных баталий Рейк получил предписание прекратить практику. Он не смирился – нанял адвоката, заручился поддержкой мэтра, подал апелляцию на решение суда и какое-то время продолжал принимать пациентов. Но следующей весной на Рейка подал в суд один из его американских пациентов, Ньютон Мерфи, который обвинил его в шарлатанстве. Мерфи, сам по профессии врач, приехал в Вену, чтобы пройти курс психоанализа у Фрейда, но тот был занят с другими пациентами и направил его к Рейку, работавшему с ним несколько недель. Результат, наверное, был крайне неудовлетворительным, поскольку в противном случае Мерфи, явно доброжелательно настроенный к психоанализу в целом, не потащил бы Рейка в суд. Основатель движения не колебался: своего рода памфлет «К вопросу о дилетантском анализе» появился буквально через месяц.

Фрейд не скрывал тот факт, что побудительным мотивом к его написанию стали текущие события: прототипом сочувствующего, но скептически настроенного собеседника он сделал того чиновника, который обратился к нему за консультацией. Фрейд остался самим собой. Пфистер, которому он отправил экземпляр работы «К вопросу о дилетантском анализе», восторженно воскликнул, что мэтр еще никогда не писал так просто и понятно. «И в то же время все поднимается из глубин». Пфистера, боровшегося с медицинскими чиновниками Швейцарии и гордившегося тем, что он был «первым непрофессиональным учеником Фрейда», можно было бы заподозрить в некоторой предвзятости, но текст полемической работы основателя психоанализа снимает это подозрение.

Фрейд сражался за Рейка, как за самого себя. «Я не прошу, – писал он Паулю Федерну в марте 1926 года, когда в Венском психоаналитическом обществе бушевали споры по поводу дилетантского анализа, – чтобы члены общества согласились с моими взглядами, но я буду защищать их в частных беседах, на публике и в судах». В конце концов, прибавил он, «борьба за дилетантский анализ рано или поздно должна была начаться. Лучше теперь, чем позже. Пока я жив, я буду препятствовать поглощению психоанализа медициной». Фактически Фрейд боролся и за себя: мучения Рейка в судах Вены побудили его открыто выступить в защиту дилетантского анализа, однако эта проблема интересовала мэтра давно. Вероятно, страстность и упорство основателя движения усиливало сознание того, что он в какой-то мере несет ответственность за то непростое положение, в котором оказался Рейк.

Они познакомились в 1911 году, после того как Фрейд прочитал докторскую диссертацию Рейка о книге Гюстава Флобера «Искушение святого Антония». Рейк на всю жизнь запомнил эту первую встречу. Он писал, что вступил в спор со своими профессорами – те не одобряли изучавшего литературу и психологию студента, диссертация которого была созвучна учению Фрейда. Случайная уничижительная ремарка одного из преподавателей психологии отослала Рейка к «Психопатологии обыденной жизни», после чего юноша жадно проглотил все книги основателя психоанализа, которые только мог достать, – как Отто Ранк несколькими годами раньше. Он отправил рукопись диссертации Фрейду. Мэтр заинтересовался ею и пригласил Рейка к себе. Поднимаясь по ступенькам дома по Берггассе, 19, вспоминал Теодор Рейк много лет спустя, он волновался, как юная девушка перед свиданием, – так сильно билось его сердце. Потом он вошел в кабинет для консультаций, где Фрейд работал в окружении египетских и этрусских статуэток, которые так любил. Выяснилось, что Фрейд знал книгу Флобера гораздо лучше, чем Рейк. «Мы долго обсуждали ее».