Питер Гай - Фрейд

Уверенность Фрейда в помощи Уильяма Буллита имела под собой веские основания. «Буллит, – писал мэтр Эйтингону в конце 1931 года, – снова здесь, чтобы продолжить работу над своим анализом и над Вильсоном. У меня сохраняется надежда, что эта книга и перевод работы принцессы о По [279]поможет Verlag в самое трудное время финансового восстановления» [280]. Наконец в начале следующего года он мог сообщить о важных и осязаемых результатах – авансе от Буллита в размере 2500 фунтов стерлингов (около 10000 долларов) в счет американского гонорара. Именно присланный Буллитом аванс, а не сведение старых счетов с разочаровавшим его американским идеалистом стал главной выгодой основателя психоанализа от книги о Вильсоне. Затем все закончилось – Буллит занялся политикой в Соединенных Штатах, в рядах Демократической партии, а Фрейд размышлял о домашних демагогах, которые были гораздо опаснее, чем президент Вильсон.

Несомненно, тот факт, что Вудро Вильсон был американцем, доставлял Фрейду особое удовлетворение, когда он изливал на него собственную агрессию и раздражительность. В своем высокомерном презрении к миру Вильсон казался просто зеркальным отражением практичного янки, олицетворением которого могли служить полковник Роберт Маккормик и Сэм Голдвин с их наивной верой в силу доллара. Как известно, психоаналитическая теория утверждает, что самые серьезные расхождения, подобно широко раскинувшимся веткам, могут иметь один и тот же корень. За какой бы маской ни скрывался американец – святого или стяжателя, Фрейд с готовностью награждал его ярлыком самого непривлекательного человеческого типа.

Основатель психоанализа признавался в своем антиамериканизме за много лет до того, как его нога ступила на землю, открытую Колумбом: в 1902 году, пребывая в циничном настроении, он сравнил свой Старый Свет, которым правит компетенция, с Новым Светом, где властвует доллар. Впоследствии несмотря на то, что американцы первыми удостоили его официальных почестей, Фрейд никогда не отказывал себе в удовольствии ругать их. Конечно, ему нравилось упоминать почетное звание, полученное в 1909 году в Университете Кларка, и он при случае язвительно указывал на это европейцам. В самом начале своей карьеры Фрейд даже думал эмигрировать в Соединенные Штаты. «33 года назад, – писал мэтр Ференци 20 апреля 1919 года, вспоминая весну 1886-го, когда он открыл частную медицинскую практику и женился, – я, свежеиспеченный врач, решил уехать в Америку, если за три месяца мои заработки не начнут подавать надежды». Фрейд задавался вопросом: возможно, было бы лучше, если бы судьба тогда дружески не улыбнулась ему? Но такие минуты, когда он сожалел о несостоявшейся карьере в Соединенных Штатах, находили редко. Если послушать основателя психоанализа, то Америка и американцы – это воплощение лицемерия, необразованности, примитивности, любви к деньгам и скрытого антисемитизма [281].

Интересно, что антиамериканизм Фрейда с особой силой проявлялся во время поездок его последователей в Соединенные Штаты. Когда Юнг, а впоследствии Ранк или Ференци приезжали туда для чтения лекций или для психоаналитических консультаций, мэтр рассматривал это как приглашение к отступничеству. Такое ощущение, что он воспринимал Соединенные Штаты как опасного соперника – богатого, привлекательного, сильного, в каком-то примитивном смысле превосходящего Европу, с ее более аскетичными достоинствами. Однажды Фрейд, пародируя самодовольных американцев, сказал Арнольду Цвейгу, что Америка – это антирай. Это было уже в конце жизни, а несколькими годами раньше он признался Джонсу: «Да, Америка – гигантская-гигантская ошибка». Другими словами, он боялся Соединенных Штатов как страны, которая побуждала его сторонников совершать гигантские ошибки.

Эти чувства проходят через всю переписку мэтра, словно неприятная, скучная тема. Они также отражают некоторую его непоследовательность. Как известно, в январе 1909 года во время переговоров с Университетом Кларка Фрейд назвал скромную сумму возмещения дорожных расходов, предложенную пионером психологической науки за океаном Грэнвиллом Стэнли Холлом, слишком американской, то есть намекал на чрезмерную озабоченность финансовой стороной дела. По его мнению, Америка должна приносить доходы, а не расходы. Он любил повторять эту примитивную формулу. «Какая польза от американцев, если они не приносят денег? – задавал мэтр риторический вопрос Эрнесту Джонсу в конце 1924-го. – Они больше ни на что не годны». Этот рефрен был, и Фрейд сие сам сознавал, одним из его любимых. «Я всегда говорил, – повторял он Джонсу всего год спустя немного смущенно, – что Америка полезна только как источник денег». Во время поездки Ранка в Соединенные Штаты в 1924-м Фрейд повторил ту же мысль, но в более резких выражениях. Ему приятно видеть, заявлял он, что Ранк нашел единственное рациональное поведение, подходящее для этих дикарей: продать свою жизнь как можно дороже. Кроме того, прибавил мэтр, ему часто казалось, что анализ подходит американцам, как белая рубашка ворону [282]. Вряд ли необходимо объяснять, что такое отношение отражает некий нравственный дефект, который Зигмунду Фрейду нравилось находить у американцев. Но основатель психоанализа не испытывал сомнений. Он всего лишь эксплуатировал эксплуататоров.

Насмешливо-презрительное признание Фрейда, что американцы умеют обращаться с деньгами, было просто еще одной формулировкой для описания их корысти. «Если вам придется иметь дело с Америкой, – предупреждал он Пфистера в 1913 году, – то вас обязательно облапошат. В деловых вопросах они значительно нас опередили!» Вероятно, не подозревая, что сам безнадежно запутал вопрос о правах на издание своих произведений за границей, Фрейд был склонен винить американцев за возникшую в результате неразбериху. «Американские издатели, – писал он одному корреспонденту из США в 1922 году, – опасная разновидность людей». В таком же тоне мэтр отзывался об Альберте Бони и Хорасе Ливрайте, фирма которых выпустила несколько его ранних произведений. Это два жулика. От богатых дикарей Фрейду нужно было только одно – финансовая поддержка. Вся его популярность в Америке, жаловался мэтр Ференци в 1922 году, не обеспечила анализу щедрости даже одного богатенького дядюшки – Dollaronkel. Отсутствие таких дядюшек разочаровывало основателя психоанализа и питало его предубеждения.

В отношениях с пациентами из Америки, число которых в 20-х годах ХХ века увеличилось, Фрейд позволял себе черствость, которую с другими посчитал бы нецивилизованной и назвал бы симптоматической, если бы проанализировал себя. Он проникся симпатией к некоторым американским психоаналитикам, которые приходили для обучающего анализа в квартиру на Берггассе, 19, и мог с неожиданной теплотой относиться к тем, кто ему особенно понравился, но отношение к ведущим психоаналитикам США зачастую было язвительным. В целом, признавался Фрейд Эйтингону, эти по большей части ущербные люди пригодны в основном для изучения вопросов техники. Когда в 1921 году Пфистер сообщил мэтру, что американский аналитик-самоучка Смит Элай Джелиффе собирается нанести визит на Берггассе, 19, и прибавил, что «Йелиффе» показался ему находчивым и умным человеком, основатель психоанализа придал этим лестным характеристикам презрительный оттенок. Кстати, раньше он уже назвал Джелиффе одним из худших деловых американцев: «Откровенно говоря, это мошенник, которых открыл Колумб». Теперь же, ответил мэтр Пфистеру, Джелиффе считается очень находчивым, то есть хитрым, и очень умным, но не слишком достойным. Кларенс Оберндорф, один из первых энтузиастов и долгое время доминирующая фигура среди американских психоаналитиков, по мнению Фрейда, был самым плохим среди них. «Похоже, он глуп и заносчив». В 1921 году Фрейд признавался Эрнесту Джонсу, что Оберндорф озадачил его: «Зачем человек, которого считают таким блестящим и успешным, занялся психоанализом, если в этом не участвуют его разум и сердце?» Он удивлялся, почему у американских психоаналитиков, даже «лучших элементов» среди них, почти нет чувства солидарности. «Брилл, – отмечал мэтр, выведенный из терпения своим самым активным сторонником, – ведет себя бесстыдно, и с ним нужно порвать». Это была преувеличенная угроза, которую основатель психоанализа не реализовал и, вероятно, не собирался реализовывать.