Лаврентий Берия - Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание

Вышеприведённая недатированная запись Л.П. Берии тоже содержит косвенное указание на то, что кризис наступил через неделю. Прямо писать об этом Берия не стал, поскольку свои записи он, надо полагать, рассматривал как наброски воспоминаний. Но тон записи говорит сам за себя.

Однозначно документированной картины первой военной недели мы, скорее всего, уже не получим, даже при полном открытии любых архивов. Однако сегодня вполне возможна её реконструкция. Так, не приходится сомневаться в том, что в последнюю предвоеннуюнеделю Сталин осознал скорую неизбежность войны и примерно 18 июня 1941 г. санкционировал приведение войск в боевую готовность.

Объективно боевой и военно-технический потенциал РККА вполне позволял ей выстоять в приграничном сражении в течение двух-трех недель, не пропуская агрессора на свою территорию далее 100…150 километров. Поэтому Сталин имел основания для относительного спокойствия и уверенности в том, что принять катастрофический характер события не могут никак. Но произошла катастрофа, и в реальном масштабе времени, в первую военнуюнеделю, можно было лишь гадать, почему так произошло. Даже сегодня полного и точного ответа на этот вопрос мы не имеем, хотя обоснованные предположения высказать можно. И фактор прямого предательства части генералитета в Западном и Киевском Особых военных округах и в Москве должен рассматриваться здесь как один из значащих. И не только генералитета.

Война особенно показала, как важно иметь крепкие кадры сверху донизу. Мои пограничники первое время немцев и сдержали, оборонялись лучше, чем армейские части. Товарищ Сталин потом сказал, что для пограничников надо бы учредить особую награду за участие в войне, но разговор шел при маршалах и они начали возражать. Так и не получилось ничего. А можно было учредить медаль за приграничные бои 1941 г. Только почти все, кого надо было бы награждать, там на границе и остались.

Пока шла война, наши органы выполняли большую работу. Вся серьезная работа в немецком тылу шла через нас, партизанский штаб тоже на нас опирался. Тут обстоятельства деликатные, партизаны всегда напирали на роль партийного руководства, а о чекистах вспоминали редко. Но ЧК всегда рассматривались Центральным Комитетом как государственный орган, наиболее тесно связанный с партией и практически проводящий линию партии по ряду важнейших вопросов. Так что нельзя противопоставлять ЧК и партию. Об этом надо сказать прямо.

Когда для меня был самый тяжелый период войны? Сейчас я вспоминаю, все было тяжело, но особенно тяжело мне пришлось в 1942 г., когда товарищ Сталин послал меня на Кавказ спасать обстановку. Тогда он сказал: «Тут, Лаврентий, тебе и карты в руки. На Кавказе лучше всего могут разобраться два человека, я и ты. Но я уж в Москве буду, а ты двигай в Тбилиси, и если Кавказ сдашь, в Москве можешь не появляться». И я поехал.

1942 год начался для нас с больших успехов, почти до апреля мы наступали, отбросили немцев и кое-кто думал, что в этом году можем дойти даже до границы.

Тогда рассчитывали так. Немцы дошли до Москвы за четыре месяца со свежими силами. Теперь немец уже не тот, мы тоже не те, окрепли, набрались опыта. Производство вооружения растет, так что если наступать с мая, то к осени можно взять обратно Белоруссию, Одессу на юге и дойти хотя бы до Риги на севере, а может пройти и дальше.

Товарищ Сталин считал, что можно выйти на линию Рига – Минск – Киев – Одесса, но уверен не был. Он считал, что нам главное выдержать летний удар и наверняка взять Харьков, очистить Крым и выйти к Киеву. А получилось наоборот, пришлось отступать до Сталинграда и Туапсе.

Когда я приехал на Кавказ, дело шло плохо, и не потому что сил не было, а потому что было много разгильдяйства. Тогда я работал почти круглые сутки. Дома и стены помогают, я тогда как живой воды хлебнул. В это время давно не был дома, и воздух был другой. Работы было по горло, а я как помолодел, да и на самом деле молодость вспомнил. Все знаю и всех знаю, так что раскручиваться не пришлось, все закрутили быстро.

Много тогда людей хороших погибло, но жалко Саджая, он позже погиб, толковый был человек, с перспективой (старый соратник Берии по работе на Кавказе Алексей Саджая (1897–1942) погиб 12 ноября 1942 г. в ходе Нальчикской оборонительной операции. – С.К. ).

Тяжело было на Кавказе, а когда вернулся, в Москве еще тяжелее стало, работа тоже круглые сутки, а дышать нечем. Правильно сказано, что дым Отечества нам сладок и приятен, а что говорить про воздух, особенно если это воздух гор. Никогда я так горами не дышал, как тогда в 1942 г., и никогда так горы не помогали.

На Кавказе мы обстановку удержали, а к Волге тогда как раз был главный прорыв. Но у меня уже была уверенность, что Сталинград мы удержим. Тогда мы бросили туда самых чистых людей из десантных частей. Сразу переформировали их в гвардейские части, дали гвардейские знамена даже тем, кто еще пороха не нюхал. В Наркомате Обороны тогда генералы сомневались, а я не сомневался. Если люди хорошо подготовлены и как надо воспитаны, зачем сомневаться. Если ты их воспитал, они не подведут. Если ты в себе уверен, почему им не верить?

Комментарий Сергея Кремлёва

В комментариях ко второму тому дневников Л.П. Берии я уже писал о той роли, которую сыграли в обороне Сталинграда воздушно-десантные корпуса, до боя переформированные в гвардейские дивизии. Тогда же я высказал предположение, что эта идея принадлежала не армейскому руководству, а Л.П. Берии – это было вполне в его стиле. Когда я работал над подготовкой дневников к печати, я, конечно, был знаком уже и с вышеприведённой недатированной записью, что лишний раз укрепляло меня в таком предположении. Конечно, в записях Л.П. Берии нет прямого подтверждения версии о том, что идея удостоить десантников звания гвардейцев до боя– это идея Берии. Однако основания для такой версии записи Лаврентия Павловича, на мой взгляд, дают.

После Сталинграда мы стали спокойнее. Прошел уже год войны, мы уже устали, но зато результат уже увидели, и стало ясно, что войну мы рано или поздно, выиграем. Товарищ Сталин одно время надеялся в 1943 г. на Второй Фронт, а потом понял, что и в этот год мы будем воевать сами.

Тут перелом настоящий дала Курская Дуга. Воевали и там люди по-разному, не все воевали умело, но уже научились смерти не бояться и воевать как надо. А потом уже все для меня пошло накатано, потому что все определилось и по Наркомату, и по ГОКО. Кого-то награждал, кого-то снимал, но все уже шло как по часам. Когда Днепр форсировали и взяли Киев, товарищ Сталин сказал: «Ну, теперь будем кончать в Берлине».

Я спрашиваю: «А союзники не опередят?». Товарищ Сталин усмехнулся и говорит: «Теперь как ни старайся, не успеют. Они раньше лета (имеется в виду лето 1944 г. – С.К. ) наступать не начнут, а мы к лету уже в Польше будем. Польшу нам надо кровь из носа занять всю, и хотя бы Восточную Пруссию. В Болгарию они не успеют точно, и Болгарию мы не отдадим. А насчет остального посмотрим. Главное – занять Польшу, тут Черчиллю маком будет».