Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1

Ну, думаем, труба нашим, тем более что к восьмерке немцев подошла еще четверка. Итого их двенадцать.

В этот момент мое внимание привлек пробившийся сквозь общий гам и крики в динамике отрывистый басок, скороговоркой подавший команду: «Ведомый! Бей «худых»!»

Офицер наведения вдруг просиял, и это меня озадачило. Чему, думаю, он тут радуется. На нашу четверку «Яков» наваливается куча «мессершмиттов», а он веселится.

А старший лейтенант как ни в чем не бывало кратко кому-то сообщает: «Тринадцатый! Вас вижу!»

Посмотрев на нас, стоявших с озадаченным выражением лица, офицер наведения показал на маячившие сзади «мессеров» точки и выпалил: «Покрышкин!»

Меж тем события развивались стремительно. Звено наших «кобр» буквально свалилось на противника, но, к нашему изумлению, не на «мессеров», а на «юнкерсов», что продолжали полет к цели.

Наводчик, опасаясь, что атакующие «кобры» подставятся «мессерам», с тревогой закричал в микрофон: «Тринадцатый! Сзади «худые»!». И тотчас раздался торопящийся, но теперь явно ворчливый басок: «Вижу, не мешай!»

Атака была молниеносной. Покрышкин с близкой дистанции срезал ведущего бомбера, развалившегося от его удара буквально на куски. Вторая пара покрышкинского звена с ходу сбила замыкающего группы бомбардировщиков. У фашистов началась паника: оставшиеся без командира экипажи стали поспешно освобождаться от бомб.

Мы наблюдаем, что же будет дальше. Наши «Яки», потеряв двух товарищей, отчаянно отбиваются и пытаются оторваться от наседающих «мессеров». Одна из немецких четверок бросила «Яки» и метнулась за звеном Покрышкина. Но тут же сзади, сверху, ее атаковала четверка «кобр» из второго эшелона покрышкинской группы. Не успели мы сообразить, в чем дело, как два немецких пилота уже повисли на парашютах. Каково, а?

Офицер отхлебнул из стакана чаю и продолжил:

– Ладно, смотрим дальше, как будет развиваться бой. «Яки» по-прежнему держат оборону. Одного из них подбили, он потянулся на восток, а остальные, в виражах, пытаются его прикрыть. И опять, как минуту назад, на фашистов со стороны солнца спикировала пара «кобр». Тут же один из «мессов» вспыхнул. «Сколько же их там еще у Покрышкина?» – спрашиваем мы у наблюдателя. Он отвечает: «Обычно в «этажерке» у Александра Ивановича три полки, так что, может быть, это он сам уже повторил атаку».

Вот так я тогда заочно познакомился с Покрышкиным, а теперь надеюсь, что смогу познакомиться с ним лично, – закончил свой рассказ офицер. По всей вероятности, это был представитель управления по военно-стрелковой службе. Они поднялись и направились к выходу.

«Однако засиделся я тут, – спохватился Борис, – может, там меня уже разыскивают». Он торопливо закончил завтрак и вышел из столовой.

Четверть часа спустя братья Глинки и Покрышкин встретились в одном из пустых кабинетов и, чтобы скоротать время в ожидании вызова к высокому начальству, решили написать письма родным, благо чистая бумага на столах имелась. Они хорошо знали друг друга – служили в соседних полках 9-й дивизии, дислоцировались в Поповической, на одном аэродроме, иногда вылетали вместе на боевые задания, поэтому ничуть не удивились этому срочному вызову в Москву. Обычное явление в военное время. Гвардейцы уже побывали в управлении кадров, побеседовали с направленцами и узнали, зачем их вызвали.

Настроение у Покрышкина было хорошим. Усмехаясь, он рассказал Глинкам, как вчера, прямо после боевого вылета, не дав возможности даже переодеться, его посадили в «Виллис» и повезли в штаб армии. А Глинки, возмущаясь, рассказали, как дежурный не дал им пообедать, съесть шикарный украинский борщ, приготовленный хозяйкой, где они квартировались. А уж о традиционных вареных яйцах и говорить нечего. Вот так, впопыхах собрались, прибыли в штаб армии, а оттуда на «Дугласе» все трое добрались до Москвы.

Продолжая писать, Покрышкин заметил, что если ничего не изменится, то сегодня их должен принять кто-то из командования и вручить им эту американскую медаль, ради чего, собственно говоря, их и вызвали в Москву. Может быть, даже удастся к вечеру вылететь обратно, на что Дмитрий философски заметил, что прежде всего им надо будет «обмыть» эту медаль здесь, в Москве, а потом уж возвращаться. К тому же ему хотелось бы кое с кем повстречаться – он намекал на встречу с женщиной, которой уже ухитрился назначить свидание.

Потом все замолчали и углубились в написание писем. Первую страницу письма Покрышкин написал спокойно и довольно быстро, но следующая, где речь зашла о брате Петре, вызвала у него сильные переживания.

Еще в Краснодаре, в кулуарах суда над предателями Родины, куда политотдел дивизии направил его по партийной разнарядке, к нему подошел какой-то незнакомый сержант и спросил, был ли у него брат по имени Петр. Александр невольно насторожился – само слово «был» таило в себе какую-то недобрую весть.

Получив подтверждение, сержант рассказал, что он служил с Петром на финской границе, где их и застала война. В первые же дни немцы отрезали их и прижали к Ладожскому озеру. Боеприпасы кончились, и перед отходом бойцы потопили свои пушки. Потом собрали плоты и поплыли ночью через бушующее от ветра озеро, надеясь под покровом темноты спастись от немецкой авиации и добраться до своих. Петр, с небольшой группой бойцов, вооружившись гранатами, остались прикрывать отход своих товарищей. Они надеялись потом пробиться к своим через леса. Еще долго отплывшие на плотах слышали позади себя стрельбу и взрывы. Больше сержант Петра не видел. Сдаться в плен такой человек, по его мнению, не мог. Скорее всего он пошел на врага с гранатами и погиб смертью героя.

О рассказе сержанта Покрышкин хотел написать в Новосибирск еще с Кубани, но все не решался. Вот и сейчас попытка написать о смерти брата вызвала у него сильные переживания. Он мотал головой, потом, не выдержав, воскликнул:

– Черт возьми!

– Ты о чем? – не понял младший Глинка, Дмитрий.

Покрышкин тут же спохватился и, не желая рассказывать братьям о сокровенном, схитрил:

– Эти командированные, черт бы их подрал. Вчера вечером привязались в гостинице – давай в нашу компанию. Неудобно было отказываться – все-таки старшие офицеры приглашают…

«Вот он где пропадал», – подумал Борис, вспомнив, что товарищ вернулся в номер поздно ночью.

Ему действительно после вчерашнего хотелось спать, а тут еще воспоминания… Подумав, он решил не писать домой о случившемся с братом. Ведь матери ждать все-таки легче, чем знать, что ее сына уже нет в живых. К тому же он мог найтись, на войне всякое бывает. «Обо всем расскажу сам, когда представится случай побывать дома», – решил Александр.