Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Фредди тоже был безутешен. Он уже успел поверить в то, что Энгельс был его отцом, — и эта вера умерла вместе с Энгельсом. Ему сказали, что он сын Маркса но в этом по-прежнему оставалась неопределенность. Он написал Лауре, что у них с Тусси есть основания полагать, что Маркс был его отцом. Годы спустя он рассказывал Джонни Лонге: «Лаура не отрицала и не подтверждала то, что я сказал, но заметила, что если моя мать и все остальные скрывали это на протяжении стольких лет, значит, у них были для этого веские основания» {28}.

Последней волей Энгельса стало, чтобы его прах развеяли над морем, не устраивая публичных похорон. Истбурн, неподалеку от Брайтона — его любимое место на побережье: высокий меловой утес, почти на 6 тысяч футов возвышавшийся над грохочущим морем… Именно туда 27 августа на арендованном катере отправились Тусси, Эвелинг, старый товарищ Энгельса и Маркса Лесснер и Эде Бернштейн, чтобы отдать Генералу последние почести.

Несмотря на сильные волны, они смогли выплыть на 6 миль в Английский пролив, где и развеяли прах своего незабвенного друга и учителя над темными морскими волнами {29}.

Позднее Ленин напишет ясно и просто: «То, что сделали Маркс и Энгельс для рабочего класса, можно выразить несколькими словами: они помогли пролетариату познать себя и свое место в истории и превратили бесплодные мечты в крепкое учение» {30}.

Тусси приняла на себя обязательства Энгельса и решила опубликовать столько работ отца, сколько сумеет и успеет. У нее всегда был безумный график жизни, но теперь она жила на пределе возможностей. Она постоянно читала лекции; когда не было лекций — писала статьи; когда не писала и не читала — участвовала в митингах и заседаниях. Создавалось ощущение, что она боится остановиться, чтобы не оказаться лицом к лицу с мучительными мыслями о том, с чем ей пришлось столкнуться.

Ее жизнь всегда проходила в экстремальных условиях, но этой осенью она, казалось, сделала маленький шажок к стабильности: она купила дом на юге Лондона, в Сайденхэме, на улице Jews Walk — Еврейская Дорога (это она подчеркивала с особой гордостью) {31}. Сайденхэм был пригородом, похожим на Мейтланд-парк, только более отдаленным и потому не таким дорогим. Тусси, в отличие от Эвелинга, знала и опасалась того, что деньги Энгельса могут быстро закончиться, и теперь их будет уже неоткуда взять. Она сразу написала Лауре, что купила дом, но Эвелинг заплатил за мебель, поскольку недвижимость, которой он владел, увеличилась в цене {32}. Трудно поверить, что у Эвелинга была недвижимость. На самом деле он мог просто сказать это Тусси — чтобы объяснить внезапное появление денег. Его жена Белл наконец-то умерла, и, как он и рассчитывал, ее состояние (впрочем, изрядно сократившееся) перешло к нему, несмотря на то что они уже два десятка лет жили врозь {33}.

Тусси теперь тоже фактически обладала имуществом и написала собственное завещание вскоре после смерти Энгельса. Элеонора Маркс-Эвелинг, супруга Эдварда Эвелинга завещала все свое имущество и свои права на работы отца Эдварду Эвелингу — с обязательством уплаты роялти детям Женнихен и Шарля Лонге. Годом позже она изменила завещание: теперь роялти должны были идти Эвелингу при его жизни, а после его смерти — детям Лонге {34}. Некоторые считают, что Эвелинг вынудил Тусси внести эти изменения — Фредди говорил, что она «буквально загипнотизирована этим ублюдком» {35}. Действительно странно, что она лишила содержания детей Женнихен; Тусси вместе с Лаурой разделила ответственность за них и считала себя второй матерью Джонни.

А дети Лонге в помощи нуждались. Лонге очень любил их — но вырастить сам не мог {36}. Он во многом напоминал Маркса: богемный, политизированный, вечно нуждающийся в деньгах, однако у него не было поддержки в виде жены или второй Ленхен, а теперь не стало и Энгельса.

Постепенно, после смерти его матери в 1891 году, Шарль Лонге стал все больше полагаться на Лауру и Тусси. Лаура очень любила маленькую Женни (по прозвищу Меме), а Тусси особо опекала Джонни — и когда он приезжал к ней в Лондон, и когда жил с отцом во Франции {37}. Она очень беспокоилась, что одаренный от природы мальчик вырастет лентяем {38}. В 17 лет Джонни полагал, что разочаровал свою тетушку, поскольку все еще не выбрал, чем будет заниматься. Она предложила на выбор: медицина, химия, механика… но Джонни говорил Энгельсу, что ничего из этого его не интересует, и боялся, что не годен вообще ни на что {39}. Двумя годами позже Джонни прислал Тусси собственную статью, и хотя она сказала, что «ужасно гордится своим маленьким взрослым мужчиной», на самом деле ее очень тревожил такой выбор.

«Менее всего я хотела бы видеть тебя журналистом… писать для того, чтобы прокормить себя, означает продавать свое перо и свою душу» {40}.

Смерть Энгельса оказалась катализатором для примирения Лауры и Тусси после 23 лет весьма натянутых отношений. Их письма были теперь свободны от искусственной вежливости, характерной для периода отчуждения. Тусси шутила, что Лаура унаследовала красоту своей матери и дар писать прекрасные письма, тогда как ее наследство свелось только к отцовскому носу {41}.

Тусси была консервативна в выборе места жительства, однако Лаура и Лафарг подобного благоразумия не проявили. Они купили усадьбу в 20 милях к югу от Парижа, в местечке под названием Дравей. В доме было 30 комнат, павильон, бильярдная, мастерская, музыкальный салон, а также — сад, фруктовый сад, большой птичник с сотней кур, множество кроликов и стадо овец {42}. После долгих лет жизни на краю финансовой пропасти Лаура и Лафарг — 50 и 53 лет — обрели собственный дом, безопасность и достаток. Как всегда — благодаря Энгельсу.

Чем более буколической и мирной становилась жизнь Лафаргов, тем более усложнялась жизнь Тусси.

Весной 1895 года социалисты устраивали благотворительный вечер, чтобы собрать средства для Четвертого конгресса Второго интернационала, который планировали провести в Лондоне летом 1896 года. Эвелинг организовывал вечер, в том числе, представив на сцене свою пьесу «В поезде» {43}. В этой одноактной пьесе играла актриса Лилиан Ричардсон, Эвелинг был ее партнером, и Уилл Торн позднее заметил, что Эвелинг вел себя с мисс Ричардсон «весьма фамильярно» (заметка в одной социалистической газете описывала мисс Ричардсон как «попутчицу, в которую каждый не прочь влюбиться») {44}.

В Эвелинге внезапно опять вспыхнуло желание прославиться в Вест-Энде своими пьесами, а поскольку жили они теперь на другом конце города, он стал задерживаться, а то и не возвращаться ночевать.

Возможно, Тусси этого даже не замечала. Она буквально тонула в работе над рукописями отца. Она страстно мечтала увидеть четвертый том «Капитала» напечатанным, а кроме того занималась подготовкой к публикации серии других работ, включая его статьи для «Трибьюн»: эту серию она назвала «Революция и контрреволюция в Германии 1848 года» — поистине бесценный период в истории. (Годы спустя стало известно, что основная часть этих статей была написана Энгельсом, но в то время Тусси об этом не знала и продолжала работу.) В 41 год она работала так же яростно, как Энгельс в свои последние годы, когда он чувствовал, как часы отсчитывают ему последние удары…