Мэри Габриэл - Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Неизвестно, нашел ли Фредди Эвелинга, однако на следующий день Тусси получила от Эвелинга записку: «Я возвращаюсь. Должен быть дома завтра рано утром». За запиской последовала телеграмма: «Буду дома в час тридцать, наверняка».

После его возвращения Тусси написала Фредди, что ее «муж» казался удивленным, что она не бросилась к нему на грудь. «Он не сказал ни слова в свое оправдание и ничего не объяснил. Поэтому я сказала, что мы должны обсудить некоторые дела, и что я никогда не забуду пережитого унижения. Он ничего не ответил». Тусси попросила Фредди прийти к ней и присутствовать при разговоре с Эвелингом {7}. Упоминается также адвокат Артур Уилсон Кросс, который занимался имуществом Энгельса и писал завещание Тусси {8}. К сожалению, многое в этих письмах недосказано, и у нас не сохранилось ответа Фредди, поэтому можно только предполагать, что происходило в Сайденхэме. Если в конфликт был вовлечен Фредди, значит, дело касалось вопросов об отцовстве Маркса; присутствие Кросса могло указывать на желание Тусси изменить завещание в пользу Фредди — то, от чего Эвелинг должен был прийти в ярость (к тому времени Эвелинг уже промотал половину денег Тусси, доставшихся ей после смерти Энгельса два года назад). Вынужденный жить на два дома, Эвелинг мог пытаться шантажировать Тусси, угрожая опубликовать историю рождения Фредди, с тем, чтобы Тусси не лишила его денег. Одно дело — когда тайну Фредди знали некоторые товарищи по партии, и совсем другое — сделать ее достоянием общественности…

2 сентября Тусси пишет Фредди: «Приходи, если это возможно, сегодня вечером. Ужасно стыдно взваливать на тебя эту ношу, но я совершенно одна и я в ужасном положении — перед угрозой либо полного разорения до последнего фартинга, либо ужасающего позора перед всем миром. Это ужасно. Хуже всего, что я вообще могла представить. Мне нужно с кем-то посоветоваться. Я знаю, я должна принять окончательное решение… Поэтому, дорогой, дорогой Фредди, приходи! Я разбита. Твоя Тусси» {9}.

Фредди глубоко презирал Эвелинга, поэтому его должно было глубоко ранить то, что Тусси и Эвелинг пришли к согласию и остались вместе.

В конце сентября они уехали к Лафаргам в Дравей погостить в новом доме. Лаура не заметила никакого напряжения, а Тусси ничего не рассказывала о своих болезненных переживаниях этого лета. Единственным человеком, знавшим всю историю от начала и до конца был Фредди.

Вернувшись в Лондон, Тусси немедленно погрузилась в работу, помогая Инженерному обществу, добивавшемуся 8-часового рабочего дня. Эту забастовку она называла «гражданской войной» {10} — теперь ее речи были еще более радикальны, чем прежде, возможно, отражая ее настроение… Уильям Коллисон, основатель Ассоциации свободного труда, возобновил свою дружбу с Тусси в этот период {11}. Они были знакомы с 1890 года, когда она участвовала в подготовке первой маевки в Лондоне и учила «прекрасного человека» Уилла Торна читать и писать. Коллисон говорил о ней, что Тусси отрицает религию, — но ведет себя, как истинная христианка. К несчастью для нее, она связалась с «моральным уродом… Его «слабости», которые она прощала ему и оправдывала тем, что они были бедны, лишь усилились, когда он попал в царство относительного достатка. Он стал невыносим, и все же она его терпела» {12}.

В ассоциации Коллисона состояли те, кто не входил в профсоюзы, и их часто нанимали в качестве штрейкбрехеров, чтобы прекратить забастовки, но из уважения к Тусси он пообещал, что его рабочие не выступят против бастующих инженеров {13}. В этот период Коллисон встречал ее на Ченсери-лейн, где она хранила некоторые бумаги отца. «Честно говоря, я думаю, она уже тогда была мертва. Умерло ее сердце, все ее женские мечты и надежды. Я мало говорил, пока мы стояли на ветру, в сгущающихся сумерках… в тот момент я заметил увядшую красоту ее лица и безнадежный взгляд; горе прочертило резкие складки возле ее губ. Она немного нервничала. На ней был какой-то мех, или боа, или шарф, и она нервно теребила его концы» {14}.

В январе, несмотря на полученную материальную поддержку из-за границы, инженеры сдались и прекратили забастовку, ничего не добившись {15}. Это был последний профессиональный, партийный бой Тусси: все остальные бои шли на личном фронте.

Теперь все ее мысли сосредоточились на Эвелинге, у которого помимо абсцесса обнаружилась мокрота в легких и пневмония. Тусси писала Лауре, что он превратился в скелет, и врачи считают, что холода станут для него фатальными. Она хотела, чтобы он уехал к морю, на солнце и свежий воздух, но не могла позволить себе поехать с ним — расходы на врачей после их возвращения из Франции съели почти все сбережения {16}. Бернард Шоу писал, что Эвелинг решил снова прибегнуть к своему старому трюку, занимая деньги и не собираясь их отдавать. Однако слишком многие уже обожглись на этом — и он не получал ничего, кроме вежливого пожимания плечами {17}.

13 января Эвелинг уехал на побережье, и Тусси сразу же написала Фредди:

«Иногда я чувствую то же, что и ты, Фредди — что ничего у нас уже не наладится. Я имею в виду нас с тобой. Разумеется, бедная Женни была несчастна, и Лаура потеряла своих детей. Но Женни была рада умереть, и хотя это печально для ее детей, иногда я думаю, что все получилось к лучшему. Я бы не хотела, чтобы Женни прожила такую жизнь, которую я веду сейчас» {18}.

Эвелинг вернулся, но здоровье его существенно не улучшилось. Он часто ездил в Лондон к врачу, но не позволял Тусси сопровождать его (без сомнения, он использовал эти поездки, чтобы увидеться с Евой). Тусси с ума сходила от беспокойства — за его здоровье и за их финансы. Он писала Натали Либкнехт: «Иногда я просто не знаю, как смогу это выдержать!» {19}

Она подружилась с социалисткой Эдит Ланкастер, которую семья отправила в психиатрическую клинику за то, что Эдит опозорила их, вступив во внебрачную связь с мужчиной {20}. В 1898 году в письме к Эдит Тусси размышляет: «Я часто задаюсь вопросом, почему на чью-то долю выпадают такие страшные страдания. Конечно, я не говорю этого моему бедному Эдварду, но часто думаю, что всему этому лучше бы поскорее закончиться. У меня нет даже малышей, как у тебя» {21}.

В феврале ситуация ухудшилась. Врачи решили, что Эвелингу необходима операция по удалению абсцесса, без которой выздоровление было невозможно. Важность операции под сомнение не ставилась, но Тусси была в ужасе от ее стоимости и смутно чувствовала, что с Эвелингом еще что-то не так. Она призналась Фредди, что уверена: Эвелинг что-то скрывает от нее. «Я знаю, это ужасно эгоистично с моей стороны, но, дорогой Фредди, ты мой единственный друг, с кем я могу быть полностью откровенна…. Ты знаешь, о чем я, и я скажу тебе то, чего не скажу никому больше» {22}.